Сотвори себя - [144]

Лускань потупился, молчал. А потом процедил сквозь зубы:

— Пришли ко мне, чтобы я заставил Роберта полюбить вас?

— Вы отец и должны отвечать за поступки своего сына.

— Пожалуйста, выслушайте мой дельный совет. Вы же умница, вы же красивая, молодая. Должны знать мудрую истину: сердцу не прикажешь… Сколько в мире существовало законов — мудрейших и бездарнейших, но ни один из них не мог насильно заставить любить. Честно говоря, вам нужен не такой муж, как мой сын-ветреник. Вас нужно оберегать, лелеять. Молокосос растопчет вас, а человек в возрасте, с положением будет вам и нянькой, и другом, и настоящим мужем. — Он подошел к ней, несколько картинно нагнулся и опять поцеловал ее руку, свободно лежащую на столе.

Лускань еще не успел толком осмыслить совершившееся, как дверь столовой с грохотом распахнулась настежь и перед ними предстал пьяный Роберт.

— А-а-а, это ты, Черненчиха? Пришла с моим отцом лизаться? — Роберт кинулся с кулаками к Майе: — Уматывай отсюда, шлюха несчастная!

Вениамин Вениаминович резко схватил сына под руку и потащил за собой в спальню. Оглянулся на гостью:

— Извините, ради бога… Я сейчас все улажу… Роберт, не горячись! Ты взрослый, должен понять меня. Я хочу с тобой серьезно поговорить, как мужчина с мужчиной.

— О нет, избави бог! Я не собираюсь жениться на этой пройдохе.

— Опомнись, зачем ты льешь помои на голову благородной девушки? Я тебя не насилую, не заставляю жениться. Не об этом речь. Не петушись! Выслушай меня внимательно. Она мне очень нравится… Я люблю ее. Я сам хочу на ней жениться.

— Ты что, ненормальный? Тебя же засмеют!

— Не паясничай! — отвесил пощечину сыну.

— Отец, ты с ума спятил? — Роберт схватился за щеку.

— Я решил твердо жениться! Это мое личное дело. Майя Черненко — хозяйка, наведет порядок в доме. Тебя, шаромыжника, возьмет в руки. Нас два чурбака-холостяка нужно кому-то обслуживать… Осточертели домработницы — ненадежный народец. Я хочу иметь законную жену!

— Сулишь мне мачеху?.. Да?

— Совершенно верно!

— И-и-ди-о-тизм! — заорал на весь дом сын, не подозревая, что отец навсегда отрывал его от своего сердца.

— Я сейчас тебя, стервец, измолочу, если ты будешь меня оскорблять, — Лускань схватил сына за плечи и начал изо всех сил трясти его.

Роберт никак не мог понять, что это с ним случилось… Никогда не видел отца таким взбешенным. До сих пор тот и пальцем его не тронул, а сейчас пустил в ход кулаки…

— Мачеха… Шутки шутками, отец, а Майку гони в три шеи… Она ведь была моей любовницей…

— Не злословь, сопляк! Не смей о ней так говорить! Ты ей и в подметки не годишься…

— Я дитя свободы. Я в миниатюре ты… Я твоя копия. Я напичкан твоими взглядами… Меня уже не переделаешь, как, наверное, и тебя. Но одного я постичь не могу: ты падаешь ниже, чем я… Брать мою бывшую девку себе в жены? Надо быть ослом, чтобы не понимать. Ведь кроме желаний, намерений есть еще и законы порядочности человеческой, которым ты, кстати, меня не учил… Ты прежде постыдился бы сына своего. Собственно, зачем я тебе доказываю, что дважды два — четыре… Майя, я уверен, издевается над тобой, а ты уже и лапки сложил…

— Проваливай от меня навсегда, негодяй! Долой с глаз моих! Я тебя последний раз предупреждаю, если ты не прикусишь язык, я его вырву и выброшу собакам… Считай, что мы с Майей помолвлены, и не стой на моей дороге, иначе полетишь вниз головой.

— Да, теперь я наконец понял, что ты меня можешь сбросить с балкона. Но все-таки выслушай и меня. Я любил тебя за ту свободу, которую ты мне предоставлял. Я в ней купался, плавал до умопомрачения, до опьянения. Преданно верил в тебя, в твою доброту. Ты был моим кумиром до последнего дня. Но вчера ночью ко мне в машину подсел мужчина с обожженным лицом… Он представился мне Захаром Кочубенко… Бывший твой друг… Он-то и признался, что он мой настоящий отец… Я все теперь знаю о тебе, о твоих гадких поступках. Всех ошельмовал, а сам плывешь по жизни на чужой лодчонке славы… Не ждал, что разразится девятибалльный шторм?..

Лицо Вениамина Вениаминовича потемнело, будто на него надвинулась туча: тяжко было слушать такие упреки. Проглотил пилюлю… Да и что скажешь, ведь голая правда… Тешил себя одним: наконец-то узел завязывается именно так, как хотелось: Роберт отказывается от него… Слава богу! Уйдет к Захару…

— Я заканчиваю, отец. Наберись еще терпения. Когда Кочубенко изливал передо мной свою душу и по-мужски горько плакал, я ему не поверил, что ты можешь быть таким… А вот сейчас прозрел. Слышишь, прозрел!

Роберт неистово ударил ногой в дверь. Она вмиг распахнулась, и он опрометью бросился на балкон. Перемахнув через перила, полетел вниз со второго этажа. Благополучно спрыгнул на цветник. По щиколотки увяз в черноземе. Стоял оторопевший, с широко расставленными руками, пошатываясь из стороны в сторону, будто удерживал равновесие.

Лускань ринулся вдогонку за сыном.

— Я его не выбрасывал… Это он сам!.. Сам выбросился с балкона! Майя, ты же видела? Будешь свидетелем, — вбежал в столовую, но там ее не было. «Ушла? Ну и черт с тобой! Свою роль ты сыграла блестяще. Спасибо!»

Опять выскочил на балкон посмотреть, что же с Робертом. Но его уже не было. До слуха донесся рокот удаляющейся машины.