Соперники - [27]

Зазвонил телефон.

– Я подойду. – И Дебби заторопилась к своему столу в приемной.

– Невероятно, совершенно невероятно, правда? – Еще не придя в себя и не в состоянии подобрать слова, Флейм провела рукой по стеблю орхидеи, усыпанному экзотическими белыми соцветиями.

– Кто их прислал – Тарзан или Мермен Олсен? – Эллери вошел в кабинет и заглянул в карточку, которую Флейм держала в руке.

– Ченс Стюарт. – Она все еще не могла в это поверить.

В дверь снова просунулась голова Дебби.

– Флейм, междугородный звонок, вас просит к телефону мистер Стюарт. Вторая линия.

На секунду она встретилась глазами с Эллери. Затем, отвернувшись, стала искать телефон среди леса свисающих ветвей.

Наконец она сняла трубку и нажала на кнопку с мигающей лампочкой – ощущая приступ глупого волнения.

– Алло! – Она пыталась говорить спокойно, но кому бы это удалось, когда кабинет утопает в цветах, а тот, кто их прислал, на проводе.

– Флейм? Это Ченс Стюарт. Как дела? – Его густой голос словно тек по проводам, медлительный и волнующий, похожий на крепкий горячий бренди.

Она мгновенно представила себе его опасную улыбку и притягательно красивое лицо.

– В настоящий момент я утопаю в орхидеях. Они повсюду и необыкновенно красивы.

– Я рад, что вам они нравятся.

– Еще бы!

– Я знаю, потому что у меня случайно оказался лишний билет в оперу на пятницу. Прекрасное место в партере… рядом с моим. Не хотите ли воспользоваться им и пойти со мной в оперу?

Флейм в нерешительности взглянула на Эллери – она собиралась пойти с ним. Кроме того, она хорошо помнила, чем закончилась ее первая и единственная встреча с Ченсом Стюартом: тот ушел с приема Деборгов, обнимая за талию примадонну.

– А как же мисс Колтон? – спросила она с деланным безразличием.

– Полагаю, Лючанна будет петь на сцене. Но где бы она ни была, я приглашаю вас. Пойдете?

– У меня были другие планы… – Она еще раз взглянула на Эллери. Он печально улыбнулся и жестом предложил ей принять приглашение. – Но, думаю, я без труда смогу их изменить.

– Прекрасно.

Продиктовав ему свой адрес и условившись о времени, Флейм эхом откликнулась на его прощальную фразу:

– До скорой встречи.

Она повесила трубку, задержав на ней руку, а другой рукой все еще сжимала карточку.

– Знаешь ли ты, – Эллери запрокинув голову, задумчиво в нее всматривался, – что твой вид недвусмысленно свидетельствует: ты влюбилась?

– Это смешно. – Однако ее щеки как-то странно горели. – Я его даже не знаю толком.

– Моя дорогая Флейм, можно любить человека, даже не зная его. Любовь – это химическая реакция. Между двумя людьми либо что-то происходит, либо нет.

– Ты говоришь о любви или о внезапной нахлынувшей страсти? Впрочем, это не имеет значения. – Флейм пожала плечами. – И то и другое способно здорово задеть. – У нее был слишком богатый опыт, чтобы доверять своим ощущениям. – По-моему, гораздо безопаснее сначала присмотреться и проверить. Это избавит от лишней боли.

– Осторожнее, дорогая. Мне кажется, что не стоит ковыряться в своих старых ранах.

– Я их припудрю, – ответила она и огляделась вокруг, вновь поразившись обилию орхидей. – Что же мне с ними делать? – спросила она вслух сама себя.

– Радоваться им, дорогая, – посоветовал Эллери. – Просто радоваться.

Флейм бросила на него насмешливо-грустный взгляд.

– Знаешь, Эллери, я почти уверена, что ты романтик, маскирующийся под циника.

Он улыбнулся и лукаво ей подмигнул.

– Точь-в-точь как ты.

Она рассмеялась, инстинктивно отрицая это. Но Эллери не обратил на ее смех никакого внимания и вышел. Она шутливо-сердито покачала головой и, повернувшись к ближайшей вазе с орхидеями, вдохнула нежный аромат, на ее лице отразилась легкая грусть по утраченным иллюзиям.

Она продолжала сжимать в руке карточку Ченса.

7

Фонари, висевшие на столбах кованых ворот с узорчатой решеткой, освещали подъезд к оперному театру «Уор-Мемориал». Его стрельчатые окна сияли огнями, возвещая миру об открытии осеннего сезона. Шикарные лимузины стояли в ряд по всей Ван-Несс-авеню, в то время как их хозяева, сливки общества, собрались в театре.

Это культурное событие означало, что светский сезон в Сан-Франциско начался. Кто что-то значил или претендовал на то, чтобы что-то значить, пожаловал на спектакль. Все пришли себя показать и на других посмотреть – к вящему восторгу всех модельеров мира.

Шелк от Райбса в ансамбле с тафтой от Унгаро, бархат от Валентина – с наброшенным на плечи атласом от Сен-Лорана. Все это сочеталось со сверканием бриллиантов, мерцанием рубинов и сапфиров и искристостью изумрудов, украшавших пальцы, запястья, шеи и уши любителей оперы.

Когда Флейм появилась под руку с Ченсом Стюартом, тут же были отмечены вниманием ее высокая прическа, гроздевидные бриллиантовые серьги, узкое декольтированное платье от де ла Рента – расшитый бисером шелковый креп, поверх которого было надето болеро с длинными рукавами и подбитыми плечами.

Однако всеобщий интерес возбуждал ее кавалер – облаченный в черный вечерний костюм темноволосый красавец с ярко-синими глазами и дерзкой насмешливой улыбкой. На какой-то момент Флейм превратилась в объект завистливых взглядов. И эти взгляды доставляли ей удовольствие.