Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь плотный полог дубовых ветвей и веселыми зайчиками играли на мраморе обелиска, претенциозно заявлявшего, что эта часть старого хьюстонского кладбища является законной вотчиной семейства Лоусонов. Это сооружение было установлено здесь более века назад. Оно должно было, подобно древнему стражу, охранять могилы первых Лоусонов, погребенных в Техасе, и увековечить память тех членов клана, которые пали далеко от своего родного Восточного Техаса, верно служа Конфедерации. И вновь здесь собрались скорбящие, и вновь разверзлась освященная земля, чтобы принять тело еще одного члена семьи – Роберта Дина Лоусона-младшего, которого все знавшие его обычно называли просто Дином.
Эбби больше всего потрясла та внезапность, с какой не стало ее отца. Несчастный случай, сказала полиция. Он ехал слишком быстро и не вписался в поворот. Ирония судьбы заключалась в том, что отец направлялся домой из аэропорта, только что вернувшись из деловой поездки в Лос-Анджелес. Не горюйте, он погиб мгновенно, успокаивали Эбби. Как будто от этого ей было легче смириться со смертью отца.
Нет, боль не становилась слабее. Не проходило и сожаление о том, что ей так и не удалось поговорить с ним в последний раз, сказать, как сильно она его любит и, возможно – всего лишь возможно, – услышать в ответ то же самое. Это звучало так глупо, так по-детски, но это было правдой. Хотя ей уже минуло двадцать семь лет, Эбби еще не достигла того рубежа, когда пропадает потребность в отцовской любви. Несмотря на все ее попытки сблизиться с отцом, между ними неизменно что-то стояло, и хотя Эбби пыталась пробить эту стену на протяжении многих лет, до конца ей это так и не удалось.
Опустошенная горем, она подняла залитые слезами глаза от усыпанного желтыми техасскими розами отцовского гроба и обвела затуманенным взглядом собравшихся вокруг могилы людей. Надо признать, народу здесь было не так много, как на похоронах ее дедушки девятнадцать лет назад. Тогда на скорбную церемонию пожаловал даже сам губернатор. Однако по-другому и быть не могло. Ее дед, Р.-Д. Лоусон, являлся одним из пионеров нефтяной промышленности. Именно он вновь наполнил деньгами фамильные сундуки Лоусонов, после того, как они были начисто опустошены в страшные годы Реконструкции,[1] наступившие вслед за Гражданской войной. Лысый, сморщенный и страшно самоуверенный – именно таким Эбби запомнила деда, хотя в год его смерти была еще сущим ребенком: ей тогда не исполнилось и восьми лет. Судя по рассказам старших, дед был яркой, полной обаяния личностью и частенько не стеснялся в выборе средств для достижения цели. Впрочем, на заре нефтяного бизнеса, чтобы преуспеть в нем, излишнюю щепетильность необходимо было отбросить прочь.
Собственно говоря, Лоусоны сделали свои миллионы не на самой нефти. Когда кто-то спрашивал Эбби, названную при крещении Эбигайль Луиз Лоусон, о происхождении семейного состояния, та отвечала любимой фразой своего деда: «Нефть тут ни при чем, дорогой. Мы сделали наши деньги из грязи». Изумленное выражение на лицах собеседников неизменно вызывало у нее смех. Затем она объясняла, что «грязью» называются специальные жидкости, применяющиеся при бурении нефтяных скважин. В конце двадцатых годов, на которые пришелся бум нефтяных разработок в Техасе, Р.-Д. Лоусон разработал оригинальную технологию «грязи» и выбросил ее на рынок, создав для этого собственную компанию, превратившуюся с годами в огромную корпорацию с многомиллионными доходами.
После смерти деда отец Эбби продал компанию, в результате чего общественная роль семейства Лоусонов в деловых кругах Хьюстона заметно изменилась. Тем не менее огромное состояние Лоусонов позволяло семье оставаться одним из важных звеньев хьюстонского общества, и доказательством тому было присутствие на сегодняшних похоронах многих видных техасцев.
Глядя на знакомые лица, Эбби думала о том, как чудно воспринимает человек подобные моменты. Оставшимся в живых словно необходимо подчеркнуть, какую важную роль играл при жизни усопший, а измерить эту роль могло только количество влиятельных персон, пришедших проводить его в последний путь.
Боковым зрением девушка уловила какое-то движение слева от нее. Ее мать вытащила из-за черного крепа на своей шляпке отороченный серебряной нитью носовой платок и принялась утирать слезы. Эбби повернула голову, чтобы взглянуть на мать, и в этот момент увидела молодую женщину, стоявшую в тени мемориального обелиска. Лицо ее казалось настолько знакомым, что Эбби замерла, не в силах оторвать от него глаз. С гулко бьющимся в груди сердцем, с побледневшим лицом, она словно завороженная рассматривала эту знакомую незнакомку. Ее сходство с ней было ошеломляющим.
– А теперь помолимся, – склонив голову, проговорил священник, стоявший у изголовья закрытого гроба. – О, Всевышний, мы собрались здесь сегодня, чтобы вручить твоей воле прах слуги твоего, Дина Лоусона, возлюбленного супруга и отца…
Эбби слышала призыв помолиться, но смысл слов не доходил до ее сознания. Она была слишком поражена внешностью этой женщины в толпе скорбящих. «Это невозможно! Этого не может быть!» – билось в ее голове в то время, как сама она пыталась справиться с охватившей ее дрожью.
