Соловецкое чудотворство - [19]

Молчим. Наконец спрашивает: «А теперь скажи, что ты обо мне думаешь? Да ты не бойся, ничего тебе за это не будет». Тут не иначе бес меня подёрнул, и выложил я всю правду-матку: «Позоришь ты свою нацию, гражданин еврей! Оттого-то он, антисемитизм, есть, что средь вас такие жидоморы существуют!» — «Спасибо, — говорит ласково. — Хоть от одного человека правдивое слово слышал. Идите».

И в тот же день меня на этап. Вот как оно начальству-то доверяться!

…Вот что вспомнилось мне, пока рубал я вохровскую кашу. Не зря говорится: человек — кузнец своего счастья. Ну да я не Френкель, не умею ковать своё счастье на чужом поте и крови. И заставляй меня — не смогу! А что-то придумать надо, как из беды выкручиваться. Ладно, поел, иду к начальству. «Гражданин начальник! — докладываю. — Сказки не сказки, а чтоб вам уснуть, хотите, я вас усыплю?» — «Ты что, гипнотизёр?» — «Как вам сказать… но кое-что знаю». Вишь, любил я книжоночки про таинственные науки почитывать, кой-что помню, дай, думаю, попробую. Сколько раз меня книжки губили, но и спасали ведь!

«Ладно, — соглашается, — действуй, но смотри, если не получится! А вы, — помощникам своим приказывает, — смотрите, если он чего не так будет делать». — «Мне, — говорю, — для дела нужен яркий, блестящий предмет». Стали искать, ничего подходящего не нашли. «Может, без этого обойдёшься?» — спрашивает. «Нет, — отвечаю, — гипноз — понятие научное, ничего в нём таинственного нет, и это объяснено нашим академиком Иваном Петровичем Павловым применительно от собачек к человеку за счёт деятельности коры головного мозга. А яркий, блестящий предмет мне нужен для того, чтобы сосредоточить на нём ваше зрение и посредством пассов усыпить». — «Что-то ты много болтаешь, — говорит начальник. — Точнее, что тебе надо?» Тут меня осенило. «А может, — говорю, — есть что из старой церковной утвари, сосуд какой или иконная риза?» — «Посмотри из этого хлама», — командует начальник своему помощнику. Возвращается помощник и приносит икону в серебряном окладе. «Вот, — говорит, — ничего другого не нашёл». Как глянул я на честной образ Спаса нашего, письма древнего, тонкого — разом в душе возликовал, и проступила во мне большая уверенность. «Господи, — молю, — не дай сгибнуть бесчестно, спаси и сохрани!» Начальник сердится: «Что ж, я на эту дрянь буду смотреть? Смеёшься надо мной?» — «Никак нет, — отвечаю. — Вы не на икону, которую вам видеть не надлежит, а на оклад будете смотреть. Присмотритесь, между прочим, работа это не простая, настоящих золотых дел мастеров. Сам оклад, как видите, позолочен, а венчик осыпан сканным жемчугом, а вот здесь, видите, драгоценные камни, а всё вместе это сверкает и переливается очень красиво». — «Да, действительно… — соглашается начальник. — Но ты мне здесь опиума не разводи!» — «А вы ничего не думайте, а рассматривайте тонкую ювелирную работу, как в музее. Вы ведь в Историческом музее в Москве бывали?» — «Нет, — говорит, — нечего мне там делать». — «Совершенно верно. Вот и посмотрите здесь. Попробуйте сосредоточиться зрительно, начните разбирать, как камушки здесь подобраны. Всё дело в умственном отвлечении от мыслей. Ведь вам отчего не спится: мысли одолевают, заботы не дают сна, а как уйдут мысли, так наступят сон и покой». — «Ну начинай», — начальник на мои речи улыбнуться изволил.

Поставил я оклад перед ним — начальник на него злые буркалы таращит, а ничего поделать не может. Значит, успокоил я его злую волю. Устанавливаю оклад так, чтобы на него яркий свет падал и чтобы отражался на лице начальника, а сам разговариваю как бы мимоходом: «А ведь вам сильно хочется спать?» — «Чертовски, — отвечает и зевает, — да вот никак…» — «Это прежде вы не могли, а теперь вы уснёте, потому что вам хочется спать, сильно хочется спать». Начальник зевнул. «Вот и спите. Всё хорошо, хорошо… Спите, спите…» — а сам, как в книжках про гипнотизм указано, руками пассы делаю. И так поприговаривал я, попассировал, и, что вы думаете, уснул начальник! Никогда я ничего подобного не совершал и талантов внушительности за собой не предполагал, но, видно, в нужде человек до всего доходит! Я даже на дерзновение пошёл. «Поднимите правую руку!» — приказываю. Он поднял. Тут все его помощники охнули. «Так. Теперь опустите. Сейчас вас перенесут в постель, и спать вы будете ровно двадцать четыре часа. Все!»

Выхожу в дверь. Эти остолопы так перепугались, что мог я куда хочу уйти, да куда уйдёшь с Соловков? Не стал я их подводить, разгипнотизировал. Они поздравляют меня: «Это просто чудо! Никогда ничего подобного не видели!» Эх, думаю, вас бы в нашу шкуру, научились бы пайку гипнотизировать! Тут на меня предложения посыпались: а меня можешь загипнотизировать? а меня? Но я им поясняю, что это очень сложная процедура и отнимает у гипнотизёра много сил и энергии. Каши, мол, я ещё поем, но уж больше сегодня не смогу, а другой раз как-нибудь. Конвойные меня накормили до отвала, вели назад и все благодарили: целые сутки их начальник не будет мытарить.

А образ где? Неужто, думаете, там остался? Да я не то что образ, пистолеты мог у них поснимать! Оклад я, конечно, оставил, вещь приметная, дорогая, могут хватиться, а образ… Вот он, образ! Под бушлатом вынес, а конвой за мой гипноз так рад был, что шмонать не стал. Вот образ! Древний, письма дониконовского, такой и дедушка-старовер примет. Радуйтесь, православные, вот и икона честная у нас, помолиться можно по чести, уж сколько лет-то честных икон не видали. Вот радость, вот умиление! Слёзы-то какие тёплые… А вы говорите — чудотворство! Ещё какое! И в сей юдоли скорби не оставил нас Господь и милость свою явил, а я-то что, смехотворное орудие Его Промысла. Вот и помолимся, а образ схороним крепко, чтоб нечестивым агарянам не достался. Господи, помилуй и спаси нас! Вот ведь какое чудотворство!