Соловецкое чудотворство - [11]

Шрифт
Интервал

Побился он в оковах, потосковал, притих и погиб бы от чёрной тоски, как многие узники соловецкие, да была в нём казацкая крепкая вера. Стал он молиться, и доходчивой оказалась молитва: помолишься — и будто подземелье озарилось. Вспомнил он и пещеры киевские, куда монахи печерские сами себя под земь заключали и подвизались так по смерть. Там и казак Илья Муромец лежит. Только те добровольно себя заключали, а его силой. Ну да разница какая? Куда ни загони человека, Бога от него ничем не отнимешь! В испытаниях вера проверяется и укрепляется. Маловер последнее утрачивает, а сильный в вере свою стойкость увеличивает.

И посвятил узник себя Богу. Караульные доносят, что молится узник всё время. Начальству в диковинку: разве положено арестанту истово молиться, того гляди святым станет! Его мучить привезли, а он оковы лобызает и Бога благодарит, что пострадать довелось, как наш дедушка-старовер. Вызывали его куда следует в гордыне уличать, да видят — никакой гордыни нет, кается старец смиренно и пребывает в здравом уме. Видят — стоит твёрдо в вере и мучителей своих благословляет. А уж по монастырю о нём слава идёт, монахи на него как на великого подвижника смотрят, когда его в храм ведут — все оборачиваются, иные кланяются, иные в ноги падают, иные края рубища его хотят коснуться, да ещё начальников своих укоряют: вот как вам надо жить, вот кто у нас в монастыре святой человек! Начальство и само укор чувствует, а что поделаешь? Освободить узника оно не в силах без царского указа, а запретить молиться и совершать подвиг — как запретишь? Хотя вроде и не положено узнику подвижничать, но вроде и не запрещено. Придумывали ему казнь пострашнее, а он её в прославление Бога обратил! Хотели тело убить — дух восстал. Духом была побеждена впервой злая темница соловецкая.

Двадцать пять лет, века четверть, дедушка Петро в земляной яме отсидел. В его-то годы — невозможно поверить! — а было. Иные времена настали, юный император Александр Павлович на престол взошёл и многие надежды возбудил. Отпустил он на волю всех узников соловецких. Подняли Петра из темницы — древлен вельми, сто десять лет! — борода позеленевшая, ослеп, а дух светел и неугасим. «Езжай, — говорят, — дедушка, на свою Украйну!» — «Нет, — отвечает, — детки, куда мне двигаться могилы на краю, а дозвольте мне в сей обители спокойно помереть, где узрел я свет спасения». Так и дожил старец до дня преставления светлого в возрасте от роду ста двенадцати лет, погребён был с великими почестями и пропето было над ним «Кая житейская сладость…». Вот оно какое чудотворство было!

Так единожды была повержена неправедная темница соловецкая, в другой раз побеждена она была иначе, но о сём в свой черёд…

И до и после казака Петра, непризнанного подвижника соловецкого, много страдало мучеников безвинных и виновных (а на нынешний счёт и они безвинны), в колодках доставленных «за некия вины». Не все имена известны, иных «Ты, Господи, веси»! Однако о некоторых память сохранилась.

Был такой монах Авель. Три книжки написал, и за каждую сажали его в темницу, одна страшней другой. Сначала в Шлиссельбурге посидел по милости матушки Екатерины. Снова написал — теперь уж на Соловки. А он и на Соловках третью книгу написал! Думаю, и тебе, писатель, в старое время не миновать Соловков, и мне за мои сказки, да вот вопрос: как в нонешнее время мы сюда угодили? Видно, во все века на Руси за книжки да басни одна награда… Выходит, наша дорога на Соловки верная!

По-нонешнему рассудить, бывало, за всякую чепуху, за «дурость» на Соловки отправляли (а ныне?). Взять матроса Никифора, восемнадцати лет от роду (несмышлёный ещё!). Написал неграмотную записку, в коей обещался продать душу дьяволу, если тот ему поможет. Не иначе хотел парень обратать девку-недотрогу! Его бы, Никифора, по тем суровым временам, сняв штаны, выпороть — и дело с концом, а парня сгубили на Соловках. (А многим ли суровее, если разобраться? Никифор хоть записку написал, а из нас иные ничего не писали, да следователь понаписал…)

Или был таинственный узник, рекомый «бывший Пушкин». Он и в самом деле нашему великому поэту предком доводился по боковой линии. Фальшивомонетчик был, это бы ничего — сидел бы себе в Пустозерском остроге, ан нет, возьми и обложи матушку-императрицу «б… немецкой» — и этого на Соловки. (И опять порассудив, лучше в старое время было. Ныне попробуй обложи! Иные из нас и не говорили и не думали даже, а за то же попали. Того узника хоть одно утешало: отвёл душу в крепком русском слове. А мы ничем не утешены…)

Бывали и другие заметные личности, всех не упомню, вернёмся лучше к чудотворству соловецкому.

Сказал я, что затихло оно, в сокровенные глубины ушло, так оно и было, подвиг дедушки Петра тому подтверждение. Но было одно чудо великое и явное, показало оно, что не покинула святую обитель милость Божья и что крепко заступничество её угодников перед Господом. В Крымскую войну это было, когда англичанин бомбардировал Соловки. Слышали вы об этом и знаете, что никто в монастыре не пострадал из народу, и даже ни единой птицы-чайки, что на башнях гнездились, на стенах и прямо средь двора, не тронуло. Вы говорите, стрелял англичанин плохо, да и не стрелял, а так, пугал. Однако двор монастырский весь осколками засыпало и здания повредило, а с людей, сколько их укрывалось, ни единого волоска не сорвало, а с птичьих стай ни пёрышка! Это как объяснить? Случайность? А чудо, оно ведь тоже не часто…


Еще от автора Геннадий Русский
Чёрная книга

«Трилогия московского человека» Геннадия Русского принадлежит, пожалуй, к последним по-настоящему неоткрытым и неоценённым литературным явлениям подсоветского самиздата. Имевшая очень ограниченное хождение в машинописных копиях, частично опубликованная на Западе в «антисоветском» издательстве «Посев», в России эта книга полностью издавалась лишь единожды, и прошла совершенно незаметно. В то же время перед нами – несомненно один из лучших текстов неподцензурной российской прозы 1960-70-х годов. Причудливое «сказовое» повествование (язык рассказчика заставляет вспомнить и Ремизова, и Шергина) погружает нас в фантасмагорическую картину-видение Москвы 1920-х годов, с «воплотившимися» в ней бесами революции, безуспешно сражающимися с русской святостью.


Блатные сказочки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Король в Нью-Йорке

Не сравнивайте героя рассказа «Король в Нью-Йорке» с председателем Совета Министров СССР Косыгиным, которого Некрасов в глаза никогда не видел, — только в кино и телевизионных репортажах. Не о Косыгине его рассказ, это вымышленная фигура, а о нашей правящей верхушке, живущей придворными страстями и интригами, в недосягаемой дали от подлинной, реальной жизни.Рассказ «Король в Нью-Йорке» направлен не только против советских нравов и норм. Взгляните глазами его автора на наших нынешних «тонкошеих» и розовощеких мундирных и безмундирных руководителей, для которых свобода и правда, человечность и демократия — мало чего стоящие слова, слова, слова…Л.


Без социалистического реализма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сталинщина как духовный феномен

Не научный анализ, а предвзятая вера в то, что советская власть есть продукт российского исторического развития и ничего больше, мешает исследователям усмотреть глубокий перелом, внесенный в Россию Октябрьским переворотом, и то сопротивление, на которое натолкнулась в ней коммунистическая идея…Между тем, как раз это сопротивление, этот конфликт между большевизмом и Россией есть, однако, совершенно очевидный факт. Усмотрение его есть, безусловно, необходимая методологическая предпосылка, а анализ его — важнейшая задача исследования…Безусловно, следует отказаться от тезиса, что деятельность Сталина имеет своей конечной целью добро…Необходимо обеспечить методологическую добросовестность и безупречность исследования.Анализ природы сталинизма с точки зрения его отношения к ценностям составляет методологический фундамент предлагаемого труда…


Серый - цвет надежды

«Все описанные в книге эпизоды действительно имели место. Мне остается только принести извинения перед многотысячными жертвами женских лагерей за те эпизоды, которые я забыла или не успела упомянуть, ограниченная объемом книги. И принести благодарность тем не упомянутым в книге людям, что помогли мне выжить, выйти на свободу, и тем самым — написать мое свидетельство.»Опубликовано на английском, французском, немецком, шведском, финском, датском, норвежском, итальянском, голландском и японском языках.


Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.


Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Книга принадлежит к числу тех крайне редких книг, которые, появившись, сразу же входят в сокровищницу политической мысли. Она нужна именно сегодня, благодаря своей актуальности и своим исключительным достоинствам. Её автор сам был номенклатурщиком, позже, после побега на Запад, описал, что у нас творилось в ЦК и в других органах власти: кому какие привилегии полагались, кто на чём ездил, как назначали и как снимали с должности. Прежде всего, книга ясно и логично построена. Шаг за шагом она ведет читателя по разным частям советской системы, не теряя из виду систему в целом.