Соловецкое чудотворство - [9]

Шрифт
Интервал

Исполнен был завет преподобного Зосимы, ликовали в небесах святые угодники, но и враг не дремал. Отозван был Филипп на митрополичий престол и твёрдым словом своим навлёк на себя государеву немилость. Чтоб обвинить его (как и нас, грешных, многих), лжесвидетели понадобились. Нашлись такие, и где — в той же обители, что благоустроилась филипповыми трудами! Видно, не отступал от неё враг — новый игумен соловецкий страха ради Филиппа оговорил. А дальше, сами понимаете — подвалы, только не Лубянки тогдашней, а Тверского Отроча монастыря. Да недолго пробыл там страдалец, ворвался как-то в честной монастырь в зверском облике лютый кромешник Малюта собачий сын Скуратов и на молитве удавил страдальца.

Я дела людские так понимаю: за всякое зло следует воздаяние. Так и с царством-государством: за зло правителей народ расплачивается. Говорят, государь грозный Иван Васильевич гордого ума был, и письма его вроде бы не дураком написаны, но что ж он со святой Русью натворил — враг ей того ни один не желал! Мало того, что казнил, головы срубал, в котлах живьём варил. Разделил своё царство пополам, над земщиной посадил касимовского царька Симеона Бекбулатовича с титулом «государя всея Руси» (недолго поцарствовал, сердешный, поигрался с ним грозный царь и сюда, на Соловки), а опричнину отдал на поток и разгул опричникам-кромешникам — в дома врываться, девиц насильничать, Божьи церкви грабить. Стоном стонала матушка-Русь от невиданного бесчинства, татарвы поганой хуже… Или мне послышалось, простонал кто-то? Да… Шатнулись устои народные, вышла злая сила самозваная. Смута началась. Качнулась Русь, но устояла — вера была велика, она спасла. Обложили воры-иноземцы святыню общерусскую, обитель Сергиеву, да взять не смогли, не допустил того Господь молитвами святых заступников. О той памятной осаде сочинение написано троицким келарем Авраамием Голицыным, соловецким постриженником, он же в старости прибыл на остров скончать свой век, надгробье его у собора все видели.

Так получилось, что с древней, да и с новой историей нашей судьба соловецкая крепкими узелками сплетена. Вот и Никон-патриарх анзерским монахом был (ты не плюйся, дедушка, скажу и об отцех и страдальцех соловецких). Учеником преподобного Елеазара был. Трое их у преподобного было: Никодим, Никифор-праведный и Никон. «Ника» — си есть «победа»… Я к чему это? Так, ни к чему, заговариваюсь с голодухи… Подвизался же Елеазар в игуменство кроткого Иринарха, також сопричисленного к лику святых. Был знаменит тогда старец Александр Булатников, соловецкий постриженник, — сменивший троицкого келаря Авраамия Палицына, поменялись местами, так сказать… Что-то голова кругом идёт, мысли уплывают… Я сейчас, отдохну… Что это? Неужто одеколон? Дай ещё хлебну! Ай да блатняги, сквозь землю достанут, потому происходит слово «блатной» от слова «блат» (а по-твоему наоборот?)…

Вернёмся к истории соловецкой. Елеазар преподобный дивным даром прозорливости обладал. Будучи вызван в Москву, предрёк царю Михаилу рождение сына Алексея, что и сбылось. Есть предание, будто предрёк Елеазар своему ученику Никону, иеромонаху тогда, что высоко он взлетит, но будет от его гордыни церкви великий урон.

На Соловках же обретался и Арсений Грек, книжный справщик, Никонов поднатчик. Греком прозывался, а сам иудей. Несколько раз веру менял, прибыл на Русь с иерусалимским патриархом и остался. Для укрепления в благочестии отправлен на послушание был к соловецким старцам. Старцы его коварство прозрели и засадили в темницу. Когда приехал на Соловки Никон, митрополит уже, за мощами святого Филиппа, зашёл он в узилище, а Арсений как закричит: «Исполать тебе, патриарх всея Руси!» — так и освободился. Замечено, что властолюбцы льстецам благоволят…

Вот какой исторический узелок на Соловках завязался!

Одно замечу: исторические события, они у всех на виду, иное дело чудотворство. Если правду сказать, не столь уж обильно соловецкое летописание на чудеса. Были они, и тогда особенно, когда святость была велика. Так, святым игуменом Филиппом обретена бысть в хлебне явленная икона Богоматери Тихвинской, названная «Хлебенная». При нём же на сосне близ Сосновой губы обретена також явленная икона Корсунской Божьей Матери, названная «Сосновская»… Гоняли нас недавно в Сосновскую губу, часовенка там есть разрушенная, икон, понятно, никаких нет, осталась старая надпись, гласящая: «Кроме преподобных отец в святой Соловецкой чудотворной обители, нетлением святых многоцелебных мощей своих прославленных, многие известны единому только Богу…» Были, значит, и другие чудеса, были и святые люди, великие подвижники, но подвиг свой совершали не громко, в тиши и трудах. Никогда не прерывалось соловецкое чудотворство, да тайну его отцы унесли с собой. А в истории соловецкой не всё ладно выглядит. Развязался узелок-то!

Монахи забунтовали при Тишайшем царе Алексее Михайловиче. Весь монастырь в раскол ударился. Не по злому умыслу монахи засомневались, а от великой крепости веры. Крепки в вере были отцы соловецкие, никакими указами нельзя было их поколебать, и за веру, как считали её истинной, готовы были стоять насмерть и кончину мученическую принять.


Еще от автора Геннадий Русский
Чёрная книга

«Трилогия московского человека» Геннадия Русского принадлежит, пожалуй, к последним по-настоящему неоткрытым и неоценённым литературным явлениям подсоветского самиздата. Имевшая очень ограниченное хождение в машинописных копиях, частично опубликованная на Западе в «антисоветском» издательстве «Посев», в России эта книга полностью издавалась лишь единожды, и прошла совершенно незаметно. В то же время перед нами – несомненно один из лучших текстов неподцензурной российской прозы 1960-70-х годов. Причудливое «сказовое» повествование (язык рассказчика заставляет вспомнить и Ремизова, и Шергина) погружает нас в фантасмагорическую картину-видение Москвы 1920-х годов, с «воплотившимися» в ней бесами революции, безуспешно сражающимися с русской святостью.


Блатные сказочки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Король в Нью-Йорке

Не сравнивайте героя рассказа «Король в Нью-Йорке» с председателем Совета Министров СССР Косыгиным, которого Некрасов в глаза никогда не видел, — только в кино и телевизионных репортажах. Не о Косыгине его рассказ, это вымышленная фигура, а о нашей правящей верхушке, живущей придворными страстями и интригами, в недосягаемой дали от подлинной, реальной жизни.Рассказ «Король в Нью-Йорке» направлен не только против советских нравов и норм. Взгляните глазами его автора на наших нынешних «тонкошеих» и розовощеких мундирных и безмундирных руководителей, для которых свобода и правда, человечность и демократия — мало чего стоящие слова, слова, слова…Л.


Без социалистического реализма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сталинщина как духовный феномен

Не научный анализ, а предвзятая вера в то, что советская власть есть продукт российского исторического развития и ничего больше, мешает исследователям усмотреть глубокий перелом, внесенный в Россию Октябрьским переворотом, и то сопротивление, на которое натолкнулась в ней коммунистическая идея…Между тем, как раз это сопротивление, этот конфликт между большевизмом и Россией есть, однако, совершенно очевидный факт. Усмотрение его есть, безусловно, необходимая методологическая предпосылка, а анализ его — важнейшая задача исследования…Безусловно, следует отказаться от тезиса, что деятельность Сталина имеет своей конечной целью добро…Необходимо обеспечить методологическую добросовестность и безупречность исследования.Анализ природы сталинизма с точки зрения его отношения к ценностям составляет методологический фундамент предлагаемого труда…


Серый - цвет надежды

«Все описанные в книге эпизоды действительно имели место. Мне остается только принести извинения перед многотысячными жертвами женских лагерей за те эпизоды, которые я забыла или не успела упомянуть, ограниченная объемом книги. И принести благодарность тем не упомянутым в книге людям, что помогли мне выжить, выйти на свободу, и тем самым — написать мое свидетельство.»Опубликовано на английском, французском, немецком, шведском, финском, датском, норвежском, итальянском, голландском и японском языках.


Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.


Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Книга принадлежит к числу тех крайне редких книг, которые, появившись, сразу же входят в сокровищницу политической мысли. Она нужна именно сегодня, благодаря своей актуальности и своим исключительным достоинствам. Её автор сам был номенклатурщиком, позже, после побега на Запад, описал, что у нас творилось в ЦК и в других органах власти: кому какие привилегии полагались, кто на чём ездил, как назначали и как снимали с должности. Прежде всего, книга ясно и логично построена. Шаг за шагом она ведет читателя по разным частям советской системы, не теряя из виду систему в целом.