Соломенный кордон - [86]

Шрифт
Интервал

Он снял пиджак, закатал рукава и, поплевав на ладони, погнал машину, продолжая рассказывать про знаменитую на весь район теткину пасеку, про целебные свойства меда и парного молока.

— Деревня! — показал я Климу.

— Вижу! — Он круто подвернул баранку, так что занесло задние колеса, и, прибавив газу, переключил скорость. — Ну, доктор, вот мы и приехали!

Рокот вашего мотора разбудил пустынную и тихую деревню. Привязанные у самой дороги телята заметались, стараясь оборвать веревки, копошившиеся в теплой пыли куры с криком разлетались по сторонам, будоража уснувших собак.

Клим сбавил скорость и медленно поехал, внимательно всматриваясь в дома.

Я представил сытный обед, после которого можно будет под тенистой яблоней на свежем воздухе попить крепкого чая с душистым медом. «Скорей бы!»

У больших густоразросшихся ракит кончились избы. Дорога опускалась в низину, исчезая в кустах боярышника и лозняка.

— Ручей там, что ли? — спросил Клим.

— Тебе лучше знать.

— Пойду посмотрю...

Вернувшись, он постоял у машины, почесал затылок, закурил:

— Перемахнем! — Взвизгнули тормоза, и прозрачно-искристые брызги воды фейерверком вылетели из-под передних колес. Полуторка выскочила на пригорок и покатилась к спокойному большому пруду.

— Что, не та деревня? Или не доехали?

— Еще не доехали...

— Мы уже больше шестидесяти километров отмахали.

— Ничего, доктор! Километры считать не наше дело. Вот счетчик, железный прибор для этого существует. — Он покосился в мою сторону и, довольный, улыбнулся.— Не сердись, скоро приедем. Я, наверно, лет семь назад был у нее... Но ты будь спокоен, найдем. Я тебе такие чудеса покажу...

— Да заткнись ты со своими чудесами!..

Клим подогнал машину к берегу. В тени под ракитовым кустом лежала чья-то одежда.

— Сейчас, чтобы ты не волновался, я наведу справочку... Жара-то какая, — расстегивая пуговицы гимнастерки, сказал он.

Жара действительно стояла невыносимая.

— Окунемся?

Я молча разделся, и мы пошли к воде. Под обрывистым берегом на глинистом песке животами вниз лежали два подростка. У одного, рыжеголового, на покрасневшей спине, словно папиросная бумага, висела кожа.

Клим подошел к ним:

— Ребята, вы не знаете, как проехать к деревне Счастливке?

Подростки, как по команде, повернули головы и удивленно уставились на подошедшего.

— Ну, что уставились? Я спрашиваю, как проехать к Счастливке?

— Мы не знаем, как проехать, — ответил рыжеголовый. — Закурить есть?

— Дать бы тебе закурить, суслик облезлый!.. Что не спросишь, ни черта не знают, а закурить дай!..

— А при чем они? — вмешался я. — Болтать нечего, освежимся да в путь.

Когда мы отплыли на большое расстояние от берега, рыжеголовый крикнул:

— Ты, журавль колодезный! Сам ни черта не знаешь!..

Клим сделал вид, что не слышит.

Мы переплыли пруд и, отдохнув, вернулись. На темно-зеленых бортах машины крупно было написано мелом: «Журавль длиннобудылый! Стропило остропузое!»

Клим сердито засопел, посмотрел по сторонам — подростков не было, он стер рукой надпись, оделся, и мы поехали дальше.

После купания настроение у меня поднялось. Правда, голод усилился, но не вечно же мы будем ехать.

Мимо опять замелькали просторные поля, светло-зеленые всходы пшеницы, синеватые — ржи, с широкими межами и огрехами, которые буйно зарастали всякими травами.

Дождь начался неожиданно. Еще в лобовое стекло било яркое солнце, синело небо, а по крыше кабины застучали тяжелые капли.

Клим выглянул в окно и поспешно стал поднимать стекло. Тут же исчезло солнце, сначала толстые нити, а потом плотные потоки воды обрушились на землю.

Через несколько километров я почувствовал, как задние колеса, ерзая, стали пробуксовывать. Глинистая почва покрылась водой, и вязкая, в то же время скользкая дорога раскисала все больше.

Клим сидел за баранкой с таким видом, как будто ради этого дождя он столько времени кружил по проселочным дорогам.

На крутом повороте машину занесло, задние колеса сползли в прорытую вдоль дороги канаву. Клим выругался и, закусив губу, с остервенением прибавил газу. Мотор, вахлебываясь, ревел, рев переходил в надрывный визг, но машина оставалась в кювете.

— Кончай без толку рвать мотор!..

Клим даже не посмотрел в мою сторону. Я вылез из кабины. От задних колес шел пар пополам с дымом, остро пахло жженой резиной. «Скаты сожжет!»

— Ну, ты, стропило остропузое! — обозлившись, заорал я.

Он заглушил мотор, обиженно посмотрел на меня.

«Черт знает, что это за человек?! Да и я балда, поехал в Счастливку! Наверно, такой деревни и не существует, а Виктор ждет запчасти...»

— Почему я стропило? — прервал мои размышления Клим.

— Не видел, какая дорога? На повороте надо было машину придержать...

Дождь лил, не прекращаясь, и все это время, промокшие до нитки, мы пытались выехать из канавы, бросая под колеса фуфайку, охапки мокрого бурьяна. Но машина ползла боком вдоль дороги, оставаясь в кювете.

Наконец нервы у меня не выдержали, я плотно захлопнул дверцу кабины и пошел вперед по дороге с надеждой, что в первом населенном пункте мы сумеем пообедать.

Вначале Клим шел сзади, потом обогнал меня и, задрав подбородок, вышагивал, словно гусь, не разбирая дороги.


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


Музыканты

В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.


Лики времени

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.


Сын эрзянский

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая мелодия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.