Солнце заходит... - [21]

Я вынужден признать, что, принимая во внимание сказанное выше, охота за черепами теряет свой варварский характер и становится совершенно понятной. Разве я сам не убивал врагов, которые напали на мою деревню. Или более цивилизованно убивать их из винтовки, чем копьем? Атабан получил черепа, я — медали, то и другое — свидетельство мужской доблести.

В последующие годы я довольно часто приходил в Пуитан навестить Атабана. Я подарил ему большую фотографию в рамке, на которой мы с ним стояли, держась рука об руку. Он повесил ее на наружной стене своего дома. Возможно, она висит там по сей день. Атабан был уже очень старым, когда мы встретились с ним в первый раз в 1950 г. Сколько ему лет, он не знал. Вероятно, более восьмидесяти. Он уже тогда чувствовал, что силы его на исходе.

В 1955 г. я должен был уехать надолго на юг, поэтому отправился к Атабану, чтобы повидать его еще раз. Эта встреча оказалась последней.

В Банаве на рынке я купил большого черного поросенка и, насколько позволяла дорога, на грузовике повез его к Пуитану. Там я передал поросенка мужчинам из соседней деревни и попросил доставить его до места. Каким образом они справились с моим поручением, для меня до сих пор остается загадкой, потому что, на мой взгляд, даже двое сильных мужчин не в состоянии были его донести. Я же отправился вперед. Прошло не так много времени, и на каменных плитах перед домом Атабана появился поросенок. Его вел на веревке молодой человек, которого, по всей видимости, это забавляло.

Легко было заметить, что мой старый друг был очень тронут тем, что я его не забываю. Он сразу же приступил к подготовке большого праздника с жертвоприношением. Те же самые старцы исполняли ритуальные песни, но на этот раз в доме, тогда как все мы сидели на корточках перед домом. Поросенку связали передние и задние ноги и между ними просунули толстую бамбуковую палку, так чтобы его можно было нести. Пока длилось пение, занявшее на этот раз вдвое больше времени, чем при жертвоприношении петуха, поросенок лежал тихо. Во время паузы два старика спустились из домика и начали танцевать вокруг животного. Вдруг один из них вытащил кривой нож и заостренную бамбуковую палочку. Ножом старик сделал небольшой разрез в боку животного. Поросенок хрюкнул разок и умолк. Быстрым движением старик воткнул палочку в разрез и попал прямо в сердце. Поросенок умер мгновенно, не издав ни звука. Я никогда не видел более быстрой смерти. Затем оба старика ухватились каждый за конец бамбуковой палки и потащили животное в дом, чтобы исследовать печень и желчный пузырь. Они оказались в порядке, а это означало, что добрые силы за Атабана.

У нас с ним нашлось о чем поговорить. Сначала я удивился, узнав, что Атабан назвал своего младшего внука Эллингером в мою честь. Я рассказываю об этом умышленно, чтобы этот факт не послужил поводом к незаслуженным намекам насчет маленьких эллингеров среди ифугао.

Атабан созвал стариков и сказал, что после его смерти старейшиной и предводителем племени стану я. Все они должны будут слушаться меня, как до сих пор слушались Атабана. Мне полагалось построить себе дом в деревне и жить на старости лет в нем. Атабан дал мне участок рядом со своим домом, но несколько в стороне от других построек.

Так мы расстались с Атабаном и больше никогда не виделись. Через три года я снова пришел в Пуитан, но Атабана уже не было в живых. Когда я шел знакомой дорогой, мне встретился католический священник и, торжествуя, рассказал, что мой старый друг умер как христианин.

— Я крестил его на смертном одре, — сказал пастор.

Он посмотрел на меня с удивлением, когда я улыбнулся при мысли, что немного воды должно было оказать какое-то действие на добрую «языческую» душу. Еще долго племя Атабана будет призывать его каждый раз во время жертвоприношения, обращаясь к небесным силам с просьбой защитить от нужды, болезни и смерти.

Меня встретил не очень симпатичный зять Атабана, который позаботился о крещении старика. Он передал слова своего тестя, сказанные им перед смертью. Атабан верил, что его белый брат придет к нему на могилу. И я это сделал. Могила находилась на отведенном мне участке. Она представляла собой специально построенный маленький домик, очень напоминавший тот, в котором он жил, но значительно меньше. Он сидел прислоненный к стене, с палкой, на которую подбородком опиралась его усталая голова. Дверь была закрыта. Там он должен сидеть несколько лет, пока не останутся от него одни кости и череп не повиснет на конце палки. Тогда дверь откроют, вытащат кости, вымоют, завернут в нарядную ткань и повесят на стену. Таким образом он останется со своими потомками.

У меня было много друзей среди филиппинцев из различных племен и исповедовавших разные религии, но никого я так не любил, как старого Атабана, бесстрашного охотника за черепами.

ТАНЦЫ ИФУГАО

Когда совершалось жертвоприношение большого черного поросенка — необходимо было избавить Атабана от болезней и страданий в старости, — двое пожилых мужчин танцевали в экстазе вокруг связанного жертвенного животного. Женщины участия в танце не принимали. Они танцуют только во время самых больших религиозных праздников, когда в жертву приносят по меньшей мере трех свиней или буйвола. Мне удалось упросить совсем молоденьких девушку и юношу показать танцы ифугао. В Пуитане существует два танца, а в Батаде и других деревнях только один. Но и этот единственный танец исполняется в разных местах по-разному. Общим является то, что, как и в Бонтоке, музыканты участия в танцах не принимают. Они сидят небольшой группой перед танцующими, стоящими рядами. Гонгов бывает не меньше трех, один «мужской» и два «женских», но может быть больше как тех, так и других. Получается своего рода двухголосная музыка.