Солнце заходит... - [19]

Я отправился в Пуитан в сопровождении студента и школьника, взяв с собой большой пакет с табачными листьями, бутылку джина и конфет. Пока мы шагали по дороге, все шло хорошо, хотя нам и пришлось несколько раз переходить вброд бурные потоки. Хуже стало, когда мы оказались вынуждены балансировать по каменным оградам террас, причем справа были рисовые поля, покрытые грязной водой, а слева — высокий обрыв. Туземцам, привыкшим ходить босиком, пройти по такой ограде ничего не стоит, но для обутого профессора эта задача оказалась не из легких. В случае потери равновесия я предпочитал упасть в воду, а не с обрыва, поэтому все время стремился наклоняться вправо, в результате промок почти до колен.

Наше приближение к деревне сенсации не произвело. Никто из ифугао не подошел к нам. Жители разглядывали нас издали. В Пуитане насчитывается 20–30 домов, расположенных на нескольких террасах, вымощенных гладкими чистыми камнями. Это производит очень приятное впечатление. Дома — небольшие клетушки из тяжелых бревен с остроконечной соломенной крышей. В крыше — дыра для дыма. Единственное отверстие в стене — дверь. Дома стоят на четырех крепких столбах. На каждом столбе есть круглый, гладкий деревянный диск, который не позволяет крысам забраться наверх. Подобные диски, установленных на канатах, применяются с той же целью при швартовке кораблей. Попадают в хижину при помощи стремянки.

Атабан, старейшина племени, сидел в дверях своего дома, греясь на солнышке. Увидев нас, он сразу же скрылся в доме, но вскоре спустился по лестнице в роскошном тканом одеяле, накинутом на плечи, и с церемониальным жезлом в руке. Я выступил вперед и со всей любезностью, на какую только был способен, объяснил с помощью школьника, знавшего местный диалект, кто я такой, и сказал, что пришел выразить старому Атабану свое уважение и восхищение. Он улыбнулся и попросил меня сесть перед ним на корточки. Я поскорее открыл бутылку с джином и протянул ему. Он отпил добрый глоток и вернул бутылку мне. Я тоже выпил. Таким образом дружба была установлена. Постепенно к нам приблизилось все население деревни. Я развернул пакет с табачными листьями. Мои спутники дали всем мужчинам и женщинам по листу табака, который они начали жевать, а я поделил конфеты между детьми, что вызвало у них большую радость. Если рады дети, довольны и взрослые. Чтобы не оставаться в долгу, Атабан взобрался в свой домик и вынес оттуда вырезанную из дерева черную чашу и две необычные, тоже черные, деревянные ложки в качестве подарка.

Племя ифугао — одно из самых талантливых на Филиппинах. Их скульптуры из дерева широко известны. У ложек, находящихся сейчас в Национальном музее Копенгагена, великолепные ручки с изображением богов. К сожалению, в последние годы искусство резьбы по дереву стало служить коммерческим целям. В Багио и в Маниле организована массовая продажа стандартизированных фигур, часто огромных размеров и совершенно безвкусных. Чего не сделаешь ради американских долларов! Никого не интересует, что резчикам по дереву смертельно скучно вырезать десятки одинаковых и глупых фигурок, барыши за них получают другие. Становится все труднее находить чудесные старинные изделия. Доцент Академии искусств в Копенгагене Педер Хальд, который несколько лет назад пытался научить филиппинцев изготовлять керамику, имеет в Хольте прекраснейшую из всех виденных мною небольших коллекций деревянных скульптур ифугао.

Атабан пригласил нас на обед. Мы ели очень вкусный рис, запивая его рисовым вином, и постепенно у всех стало веселое настроение. После еды Атабан подвел меня к соседнему домику значительно меньшей величины, забрался наверх и открыл дверь. Затем он предложил мне подняться и заглянуть внутрь. Там, в сумерках, я смог различить большую деревянную фигуру сидящего на корточках человека, с руками, положенными на колени. Это был бог риса, стерегущий урожай. Здесь рис хранился до тех пор, пока его не обмолотят в большой ступе за домом. Атабан объяснил мне, что он не может вынести бога из домика, чтобы я его сфотографировал. Это делается только раз в году, во время праздника урожая, когда бога окропляют кровью жертвенных животных. Но мне разрешили сфотографировать две деревянные фигуры, охранявшие вход. Впоследствии они тоже стали жертвой миссионерского рвения, но, к счастью, Атабан к тому времени уже умер.

Так как сверх всяких ожиданий все шло гладко, у меня возникла идея. Я спросил Атабана, можно ли на следующий день прийти снова и захватить с собой петуха, которого мы принесли бы в жертву богу, чтобы нам обоим оставаться здоровыми и долго жить. После жертвоприношения я бы с удовольствием переночевал у него. Атабан с восторгом отнесся к моему предложению. Да, конечно, я обязательно должен прийти! Мы расстались с ним, как самые лучшие друзья.

Мои городские хозяева советовали мне не слишком увлекаться визитами в селения, но я решил не отступать от своего намерения. На этот раз никто не хотел идти со мной. Я вынужден был довольствоваться в качестве переводчика зятем Атабана. Он немного знал английский язык еще с тех времен, когда работал на строительстве дорог. Сейчас он сидел без работы, потому что иссякли деньги, ассигнованные на строительство.