Солнце перед ненастьем - [17]

Шрифт
Интервал

— А что я такого сделал? — проворчал Залим, глядя исподлобья на отца.

— Нет, ты окончательно обнаглел! — с возмущением воскликнул Хадис. — Трусишь, жульничаешь, да еще огрызаешься! Сейчас я тебе объясню, что ты сделал! — И он звякнул пряжкой своего офицерского ремня.

Залим был уверен, что дед отведет от него беду. Но вот отец снял ремень, сложил его вдвое и решительным движением отстранил старика.

— Именем аллаха заклинаю, не трогай! — закричал Мазан.

— Не-ет, довольно! Ему говорили по-хорошему — он не слушал, так пусть отведает солдатского ремня!

Хадис взмахнул ремнем. Залим отскочил в сторону и пулей вылетел из дому.

— Стой! Сейчас же вернись! — гремел в темноту отец, но мальчика и след простыл.

Долго Хадис и Мазан искали сбежавшего «преступника»: шарили в сарае, бродили по саду и по огороду, выходили на улицу, мокрые и усталые, месили дорожную грязь.

Жантина не находила себе места от тревоги. Она то выбегала на крыльцо и вглядывалась в немую черноту двора, то вновь возвращалась в ярко освещенный пустой дом. Дождь все еще моросил, ветер стал чуть послабее, но каждый порыв его пронизывал до костей. А Залим выскочил из дому в одной рубашке, даже шапку не надел… Простудится! Обязательно простудится! Просторные комнаты казались Жантине тесными и душными. Снова и снова выбегала она на крыльцо. Вот они — сараи, плетни, сапетки…[5] Разве могут они уберечь от стужи и непогоды самое дорогое ее сокровище — единственного сына?

А время шло. Жантине казалось, что ожиданию не будет конца. Куда девались свекор и муж? Где сейчас ее мальчик? Она пристально всматривалась в чернильную мглу. Временами ей чудилось, что у плетня мелькнула чья-то тень, где-то неподалеку прошлепали по лужам шаги, кто-то пробежал мимо окон. «Залим! Залим!» — звала она. В ответ — ни звука. Лишь монотонно барабанил дождь да глухо шумели деревья. Но вот будто и в самом деле шаги… «Дада! Дада! Не нашли его?» Нет, снова тишина…

Во двор вошли Мазан и Хадис. Жантина кинулась им навстречу. Она и думать забыла о старых обычаях, не позволяющих женщине обращаться к свекру, когда тот беседует с ее мужем.

— Ну как, дада, не нашли?

Мазан недовольно пожевал губами. Жантина мгновенно поняла свою оплошность — отступила назад и, низко склонив голову, прошептала:

— Простите, дада, я совсем разум потеряла.

Старик понял, как истомилась невестка, ожидая их возвращения, и смягчился.

— Ничего, родная, ничего… Это все неважно. Да, по совести сказать, давно бы пора забыть эти обычаи. Не нужны они стали. Об одном надо думать — где сейчас наш дорогой мальчик… Погода-то какая — и взрослого с ног свалит. А наш Залим где-то бродит бесприютный…

Хадиса тревожило исчезновение Залима, но ведь надо было как-то успокоить отца и жену.

— Не так уж это страшно, как тебе кажется, отец, — возразил он. — Никуда Залим не денется. Увидишь, немного погодя явится с повинной.

— Да ночь-то какая! — вздохнула Жантина. — Ребенок простудится, заболеет…

— Не такой уж он ребенок.

— Но ведь и не взрослый, — заметил Мазан. — Может заблудиться, упасть в речку…

— Еще раз говорю вам — ничего с ним не случится. Явится как миленький. Идемте-ка домой.

— Что ты! Без мальчика?..

— Да.

И Хадис решительно направился к крыльцу. Жантина и Мазан покорно двинулись за ним.

ЛУЧШЕ УЖ ПОЛУЧИТЬ ТРЕПКУ

Хотя в присутствии родных Хадис держался спокойно, заснуть он не мог. Не спала и Жантина. Мазан ворочался на своей постели. Отец в душе ругал себя за резкость и вспыльчивость, дед только вздыхал, мать плакала.

А виновник всех этих волнений скрывался тут же, неподалеку, — в старой сапетке, что позади сарая. Он слышал голоса взрослых, чувствовал их тревогу и только посмеивался. Отец — тот спокоен, его ничем не проймешь. «Ничего, и ты испугаешься, — думал Залим. — Вот простужусь, заболею, посмотрим, что ты тогда скажешь!»

Залиму совсем не было страшно. Да и чего бояться, когда сидишь под крышей, на своем дворе, а вокруг слышатся ласковые, тревожные призывы матери и деда? Но вот отец потребовал, чтобы все шли домой. В окнах погас свет. И тут Залиму стало не по себе. Ночь вдруг сделалась совсем черной, поглотила все вокруг, даже плетеные стенки сапетки. Где он, дом? В какой стороне? Дверь, верно, закрыли… Что делать?

Вдруг налетевший шквал так боднул сапетку, что она едва не опрокинулась. Грозно загудели деревья, по-волчьи завыл камыш на крыше сарая. Стиснув зубы, Залим прижался спиной к холодным прутьям, вцепился в них пальцами. Ему казалось, что еще немного, и ветер вырвет его из этого ненадежного укрытия — вырвет и увлечет в дождь и бурю… Мгновениями ветер утихал — тогда шум деревьев становился слабее, умолкал вой камыша и откуда-то из черной мглы доносились крики совы, а это, пожалуй, было еще страшнее.

Ветер продувал насквозь. Мальчик съежился, свернулся в комок. Потом решил встать. Закружилась голова; чтобы не упасть, схватился рукой за стенку. Некоторое время постоял с закрытыми глазами — так было легче. Наконец снова открыл их. Торопливо нащупал дверцу, с трудом вылез наружу. Огненно-белая трещина, на мгновение расколовшая небо, ослепила Залима. Его била дрожь. Зубы стучали, как в лихорадке. Куда теперь? Домой? Там его ждет наказание. Оставаться до утра на улице? Нет, только не это! Лучше уж получить трепку…


Рекомендуем почитать
В боях и походах (воспоминания)

Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.


Вы — партизаны

Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.


Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.