Солист Большого театра - [38]
Только не повторяйте, как в советском анекдоте: нехай клевещут. Потому что приведенные выше эпизоды (можно вспомнить и такой: один гость Садко дал под дых другому, не желавшему пока длятся аплодисменты уступить ему место), я дополню фрагментом доклада секретаря парторганизации Большого театра, доводящего до сведения членов партии Постановление ЦК КПСС о журналах «Звезда» и «Ленинград» («Советский артист», ноябрь, 1946 г.):
«Именно сейчас, когда ЦК партии предъявляет к нам, работникам искусства, требование встать в первую шеренгу бойцов идеологического фронта, артисты, носящие звание Народных, лауреаты должны стоять в первом ряду этого фронта. (Однако) партийная организация нашего театра не сумела в этой работе по воспитанию советского партийного отношения к делу повысить в каждом работнике чувство ответственности».
Желаете примеры? Их есть у меня…
В день 28-й годовщины Красной Армии (1946 г.) в театр пришли её «лучшие представители, преподаватели Академии имени Фрунзе» (так в докладе – М. Х.), им на сцене торжественно вручали ордена Ленина, после награждения «давали» оперу, гости просили, чтобы пел Козловский, однако…
«Если бы он отказался заранее, в этом было бы полбеды. Но получилось так, что за 10 минут до начала спектакля пришлось вызывать Хромченко[54]. Накануне Хромченко выступил на концерте, посвящённом Красной Армии, вернулся в 4 часа утра, а в 12 ему пришлось петь Ленского в „Онегине“. Этот факт циничного отношения И. С. Козловского к нам, работникам театра и представителям Красной Армии, не был обсуждён у нас в коллективе, а он многому бы научил».
И по поводу нормы выступлений народных: «М. Рейзен и А. Пирогов не поют в „Сусанине“, Козловский не поёт ни в одном крупном спектакле, только мелкие, маленькие роли, (и вообще) большое число замен исполнителей идёт за счёт наших народных и высокоуважаемых товарищей».
Могли ли при таком раскладе соперничать с Козловским и Лемешевым (выделяю теноров, а мог бы и баритонов, и сопрано) кто-либо из певших те же партии заслуженных артистов? Да ни в коем разе, независимо от его певческих и артистических достоинств. Потому что как бы себя с ними ни равнял, знал, если воспользоваться спортивной терминологией, что выступает в другой весовой категории.
Но если перворазрядник имеет возможность конкурировать с заслуженным мастером спорта и даже его превзойти, то в иерархически выстроенной пирамиде культуры никакого соревнования между «кандидатами в мастера и мастерами» не могло быть в принципе. Не случайно если статья в газете/журнале начиналась «на сцене театра выступали крупнейшие мастера или „выдающиеся певцы“», можно было не сомневаться, что поимённо будут названы только народные СССР, в лучшем случае РСФСР (или других республик), а обо всех ниже рангом писали «и др.».
Ранги – не мой вымысел: автор предисловия к посмертно изданному сборнику статей Козловского, музыкальный критик, причём не простой, а зам главного редактора газеты «Советская культура», затем главный журнала «Музыкальная жизнь», внёс его в пантеон «музыкантов внекатегорийных рангов»: «Такие певцы рождаются раз в сто лет», «голос неземной красоты», «владеет он им поистине виртуозно».
В стремлении превознести артиста, написав, что только Козловский мог спорить с Головановым, автор проехался и по великому музыканту: на фоне «внекатегорийного» певца тот «был тоже (!) очередным дирижёром»; «тоже», потому что в этом ряду поместил и двух других выдающихся дирижёров, Александра Мелик-Пашаева и Бориса Хайкина. В памяти меломанов Иван Семенович остаётся замечательным певцом, но такие панегирики, будь жив, расценил бы не иначе как медвежью услугу. К счастью, не «живея всех живых» – просто живой, оставивший в истории советского (увы, не мирового) искусства нестираемый след, был со всеми его своенравными, не всегда безобидными причудами (см. воспоминания родных и коллег в Интернете) Человеком[55], и не надо делать из него икону.
Другой критик писал, вспоминая довоенные годы: «пять лет Козловский царил на оперной сцене безраздельно, а потом у него появился достойный конкурент: в Большой театр пришёл Лемешев».
Увы, и на это есть что возразить. Назвав два имени, сие утверждавший «забыл» ещё, как минимум, одно (были и другие). До войны Иван Семенович[56] при всём моём не только «по наследству» преклонении если и царил, то уж никак не безраздельно, скорее был наследным принцем рядом с блиставшим Иваном Жаданом.
По поводу «и др.» симпатизирующие им рецензенты, писали, что эти «превосходные певцы» имели возможность «исполнять ведущие оперные роли, когда в зале не было иностранных делегаций или высокого начальства. Они также были готовы в любую минуту выйти на сцену, если с основным исполнителем что-нибудь случалось».
Основные исполнители известны: «В Большом театре самыми первыми и самыми любимыми на весь Советский Союз певцами считались, причем абсолютно по достоинству, Иван Козловский и Сергей Лемешев. Остальные тенора занимали второе, даже третье положение. То есть находились в тени прославленных вокалистов[57]. Актёрское самолюбие не всегда справлялось с такой позицией, кто не хотел с таким положением мириться, уезжал петь в другом оперном театре, но по существу и официозной критике всё равно оказывался кем-то вроде „первого парня на деревне“».
