Солдаты без оружия - [149]

Человек пояснил, что он знаком с Макаровым с шестнадцатого года, как стал работать на железной дороге. Недавно Макаров встретился с товарищем Фрунзе, принес от него пакет для передачи командиру оренбургского гарнизона.

— То есть Макаров посоветовал вам вступить в армию? — спросил, уточняя, мужчина в гимнастерке, который, как видно, и был командующим гарнизона.

— Нет, я сам хотел. Макаров помог. Он встретился с товарищем Фрунзе по своим партийным делам и к слову рассказал про меня.

— Откуда вы родом?

— Из Туркестана.

— Как попали в Оренбург?

— В шестнадцатом году, когда стали забирать мусульман на царские тыловые работы, меня послали вместо сына хозяина.

Этим бывшим чернорабочим, который в раннем детстве остался сиротой и с малых лет батрачил на баев-богатеев, и был наш Ураз-ата, а старшим по караулу — генерал Яков Михайлович Казаков.

В те годы Уразу-ата было лет тридцать — тридцать пять. Когда он попал в Оренбург, его направили на железную дорогу, где он познакомился с большевиком-подпольщиком Макаровым, работавшим десятником. Ураз-ата оказался под его непосредственным началом и видел от него много добра. Всякий раз, когда Ураз-ата принимался благодарить Макарова, иногда и со слезами на глазах, тот говорил ему:

— Дай срок, установится для всех справедливость, все будут свободными и счастливыми, тогда сам хорошо поймешь, кому нужно быть благодарным.

Через год пророчество сбылось — свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. Несколько позже Ураз-ата был назначен десятником, сменив Макарова, который перешел на партийную работу.

Став квалифицированным железнодорожником-ремонтником, Ураз-ата овладел грамотой, обучился русскому языку. В армии он первое время действительно кашеварил, но очень недолго — вскоре его направили на курсы пулеметчиков. Он дрался с колчаковскими бандами на Урале, потом участвовал в штурме Бухары и в освобождении от эмирского гнета Гиссарской долины, Каратегина и Дарваза. За военную доблесть сам легендарный полководец Михаил Васильевич Фрунзе вручил ему именное оружие — шашку в серебряных ножнах. В двадцать первом году Ураз-ата вступил в партию.

— Товарищ генерал, а вы долго служили вместе? — спросил я, когда Казаков умолк.

— До двадцать пятого года, пока я не уехал учиться, — ответил генерал, обернувшись к нам с Андреем: мы сидели на заднем сиденье, он — рядом с шофером. — Наш полк стоял в Кагане. В двадцать пятом я поступил в военное училище, а Ураз демобилизовался, вернулся на железную дорогу. Последний раз мы виделись пять лет назад в Ташкенте. Я работал тогда в штабе округа, а он приезжал навестить сына, который учился в нашем училище. Старшего сына, — уточнил генерал, — погибшего, — и, вздохнув, прибавил: — Бывал и я у него в Кагане, два раза…

— Вы так долго жили в Узбекистане, что и языком, наверно, овладели, — сказал я по-узбекски.

Генерал рассмеялся.

— Я и таджикский немного знаю, — произнес он на нашем горном диалекте. — Полслужбы, считай, прошло среди татар, узбеков и таджиков. Три года был командиром полка в Кулябе, и сын мой и дочь говорят по-таджикски лучше меня.

Никакими словами не передать радость, которую я испытал в тот день. Вдобавок ко всему и меня и Андрея вечером «освободили» от наказания и пригласили на прощальный ужин с узбекскими гостями. Правда, наш непосредственный начальник не преминул заметить:

— Благодарите старика, Ураза-ата…

А потом наступил час прощания, и на площадке перед штабом собрались бойцы. Гостей провожал сам командарм. Генерал Казаков и Ураз-ата обнялись, как родные братья. Генерал сказал:

— Друг мой сердечный, и на этой войне не избежал ты раны, уезжаешь с отметиной. Прими на память об этих днях мой подарок.

По его знаку адъютант вручил старику трофейный автомат с блестящей пластинкой, привинченной к прикладу. На пластинке было выгравировано:

«Боевому другу, верному фрунзевцу Уразу Урманову от брата по оружию. Генерал-майор Я. М. Казаков. 15.XI.1942».

Когда машины тронулись, Ураз-ата заиграл на гармони мелодию «Первой Конной».

Через четыре дня наш фронт перешел в наступление.

Авторизованный перевод Л. Кандинова.

КАРТА КАПИТАНА

Как-то поздно вечером, возвращаясь с передовой, я узнал, что где-то рядом находится блиндаж моего друга, капитана Суворова, заместителя командира батальона по политчасти. Я решил у него заночевать. Алексей Николаевич обрадовался моему приходу, выставил на стол все свое немудреное угощение, и пошли разговоры.

В самый разгар беседы дверь в землянку открылась, и вошел ординарец Суворова.

— В чем дело? — недовольно спросил Суворов.

— Тут до вас пришли, товарищ капитан, — ответил ординарец, вводя за собой двух бойцов. — Говорят, клад…

— Что за клад?!

— Кувшин, товарищ капитан, — ответил один из бойцов и положил на нары что-то тщательно завернутое в зеленый маскировочный халат.

— Какой кувшин?

Боец осторожно развернул сверток и поставил перед нами небольшой глиняный кувшин с высоким узким горлышком.

— Ничего не понимаю! Откуда он? — удивился Суворов, беря в руки кувшин.

— В воронке нашли, — ответил боец. — Командир взвода послал нас к старшине роты за мылом. Мы, конечно, пошли. А в это время немцы стали бить из минометов. Мы с Виктором, — он кивнул на своего спутника, — залегли в воронке. Вдруг вижу — торчит из земли черепок. Я Виктору говорю: «Смотри, черепок!» Виктор вынул нож, давай откапывать. Потом и я стал помогать ему саперной лопаткой.