Сократ. Введение в косметику - [54]

Шрифт
Интервал

…Дело Сократа не может исполняться энтузиастами… Но оно может исполняться теми, кто умеет притворяться энтузиастом: «Мир преобразится чрез актёра и его волшебное искусство»[28] (Н. Н. Евреинов). Сократ очень хорошо понимал значение хитрости и софистики для своего дела, но его ошибка в том, что он начал с силена, тогда как следовало начать с выполнения роли энтузиаста, даже демагога, и привести к силену. Ошибка? Следовало? А не сделал ли хитрый Сократ того, что ему следовало сделать? И два тысячелетия между ним и нами не есть ли выполнение дела Сократа, начатое с исполнения им роли энтузиаста в виде Платона? Не прошёл ли Сократ все этапы от неба до земли, чтобы показать людям, что как ни заманчивы дали, но чем дальше, тем они хуже, и что одна земля хороша? Не находимся ли мы только в последнем действии задуманной Сократом трагикомедии с заключительным выступлением силена? Не будет ли завтра торжествовать Сократ-сатир?

Но не важно, будет ли этим сатиром Сократ или второй гений. Но сатир будет. Пришла пора для сатира. Небо потеряло доверие у человека. Единственной ценностью будет признана земля; люди сознают себя гигантами. Правда, ещё многое возможно. За вторым гением-циником придут десятки злых гениев, и если невозможно будет оторвать взоры людей от земли к небу, они притянут небо к земле, попытаются превратить землю в небо, вновь сожгут сатира, земную философию сделают серьёзной. Но сатир восторжествует, хотя бы для этого потребовался третий гений-циник; небо будет изгнано с земли, абсолютные, серьёзные ценности, остаток небесной философии, будут признаны фальшивыми, люди прозреют наконец и увидят, что алмазов не существует, что есть только стеклянные бусы, стоящие того, чтобы жить, но не стоящие того, чтобы к жизни относиться слишком серьёзно.

Двадцать веков господства небесной и полунебесной философии позади нас. Но людям сегодняшнего дня нужна земная философия, и для построения её мы не найдём пригодного материала в этих двадцати веках; для сегодня пригоден только Сократ; только он – проповедник и подготовитель философии современности.

II. Философия масс и философия личностей

Сократ ходил по улицам города и с первым встречным начинал беседу, «стараясь каждому внушить убеждение, что не следует думать ни об одном своём деле, не подумав сначала о себе, о том, чтобы самому стать как можно более хорошим и разумным» (Платон, Апология 36 С); сам он говорит: «доколе буду дышать и будут во мне силы, не перестану заниматься философией и вас призывать к тому же, и обращаться, кого из вас ни встречу, с моими обычными словами» (29 D). И Сократ считает это своё дело величайшим благом для города; в действительности здесь коренная, может быть единственная, но роковая ошибка Сократа: будучи прекрасным психологом, Сократ всё же не учёл круга потребителей его философии. Он вполне правильно оценивал свою философию, считая общие её принципы, которые он и развивал в случайной беседе, ценными для каждого человека, в том смысле, что если бы данный человек, усвоивши эти принципы, стал бы на основании их вырабатывать нормы своего личного поведения, то он действительно стал бы и более счастливым; Сократ вполне правильно оценивал свою философию как пригодную для любой личности, а не для отдельных немногих личностей только. Сократ очень выгодно отличался в этом отношении от всех своих учеников, выработавших с её помощью свою личную философию, но также считавших её пригодной для всех, тогда как она была пригодна только для лиц, психически сходных с её автором; сущность философии Сократа в том и заключалась, что она не включала личных элементов, а требовала их дополнения самим обучающимся философии, давая только схемы и правила, методы заполнения схем. Ученики Сократа и большинство позднейших философов ошибались в оценке массового значения своей философии. Сократ в этом не ошибался; его философия действительно имела массовое значение; она была философией, пригодной для масс, вернее, для любой личности, как представителя масс (это не совсем одно и то же: в первом случае – философия непременно должна иметь социальный характер, интересуясь преимущественно вопросами общежития; во втором случае – философия может быть очень индивидуалистичной).

И, однако, пригодная для масс философия Сократа привлекла к себе несравненно меньшее количество лиц, чем пригодные для отдельных немногих лиц философия Антисфена или, тем более, Платона. Это кажется парадоксом, даже нелепостью, а между тем это так: пригодное для миллионов воспринял лишь десяток лиц, пригодное для десятка приняли, через посредство христианства, миллионы. Нелепость здесь только в том, что нелепо устроены сами люди, – и Сократ, исследователь пределов человеческой глупости, должен был знать и учесть это больше, чем кто-нибудь другой: круг потребителей выбрасываемого на рынок продукта совсем не совпадает с кругом лиц, для которых этот продукт пригоден, поскольку пригодность определяется на основании объективного критерия полезности: ведь человеческая глупость к тому и сводится, что представление о полезности не совпадает с действительной полезностью данной вещи


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Пришвин и философия

Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.