Soft power, мягкая сила, мягкая власть. Междисциплинарный анализ - [6]

.

Несмотря на варьирование формулировок, можно утверждать, что Най сохранил первоначальное понимание мягкой силы как способности некоторого субъекта (первоначально – субъекта международных отношений, прежде всего, той или иной страны, хотя в последнее время число таковых субъектов, равно как и, независимо от этого, применимость категории мягкой силы, расширяется) добиваться своих целей не за счет материального или экономического принуждения, а за счет формирования позитивного отношения к нему других субъектов, возникающей в силу этого его привлекательности и, как следствие, одобрения его институтов, практик и конкретных действий. В статье 2006 г.[28] Най подробно и компактно уточнил свои взгляды и ответил на конструктивную критику, а в дальнейшем явно признал, что «мягкая сила – это скорее образное обобщение, чем нормативно выраженная концепция»[29]. Он также зафиксировал то обстоятельство, что «мягкая сила страны прочно зиждется на трех основных источниках: ее культуре (в местах, где она привлекательна для других), ее политических ценностях (когда она сама живет согласно этим ценностям и руководствуется ими в отношениях с другими странами) и ее внешней политике (когда другие считают ее законной и моральной)»[30] и остановился на трактовке, в соответствии с которой мягкая сила – это «способность достигать результатов через убеждение и притягательность, а не через принуждение или плату»[31].

Основная инновация, предложенная Наем в рамках его концепции в 2000-х годов, – это введение им[32] понятия «умная сила», определяемой как разумно сбалансированное сочетание мягкой и жесткой сил. Будучи более терминологичной (хотя это тоже очевидная метафора) по сравнению с «мягкой силой», эта категория стала активно использоваться в американском дипломатическом дискурсе.

В отсутствие четкого противопоставления ресурсного и технологического пониманий мягкой силы и, более того, заметного стремления к интеграции подходов ко всем феноменам, применительно к которым говорят о мягкой силе (зачастую вкладывая в эти слова существенно разное содержание), некоторыми авторами были предложены и другие заслуживающие внимания трактовки и понятийно-терминологические инновации, ни одна из которых (кроме, может быть, концепции Дж. Маттерн) серьезной известности, как представляется, не получила. Упоминания они, однако, заслуживают.

Общим для всех этих концепций является стремление совместить представление о притягательной природе мягкой силы с признанием того, что притягательность эта не может быть отнесена полностью за счет объективных достоинств той или иной страны/территории, но формируется, по крайней мере, отчасти посредством коммуникативных технологий – возможно, «мягких» (в смысле стандартной тактильной метафоры), но фактически обретающих таким образом «жесткость». Понимаемая таким образом мягкая сила все-таки представляется инструментом в руках обладателя мягкой силы, действующим на ее объект непосредственно, а не через трансформацию обладателя в нечто реально притягательное.

Соответственно в рамках таких трактовок настоятельно (хотя и не до такой степени, как в публицистике, где это просто выкрикивается с различной степенью истеричности) проводится мысль о том, что мягкая сила не столь уж мягка – достаточно посмотреть на названия соответствующих публикаций. Хуже того, она напрямую включается тем самым в число коммуникативных технологий («хороших» своих и/или «плохих» чужих), что представляется прискорбным.

Уместно в этой связи сослаться на интересный пример – обсуждение мягкой силы в эфире программы В. Т. Третьякова «Что делать?» от 19 мая 2013 г. Уже на четвертой минуте передачи слово берет генеральный директор Российского совета по международным делам А. В. Кортунов и говорит[33] о необходимости различать собственно мягкую силу (понимаемую им по Наю) и инструменты ее реализации [то есть фактически ресурсного и технологического пониманий мягкой силы]. После слов Кортунова «Какими бы инструментами мы ни пользовались, но если нет основы такой силы, то трудно быть эффективными» ведущий круглого стола оживляется, неодобрительно смотрит на говорящего, потом поворачивается к другим участникам, явно ища у них поддержки, брезгливо-иронически улыбается, пытается перебить выступающего и после слов последнего «Надо искать, прежде всего, основу этой мягкой силы» так и делает это, произнося очень характерное высказывание:

Это… пораженческая позиция.

Кортунов продолжает говорить («Нет, я не думаю. Я как раз считаю, что это не пораженчество, если вы верите в свою страну» и т. д.)[34], но реакция ведущего представляется очень показательной как по содержанию, так и по форме.

Итак, несколько слов о концепциях, не отрицающих наевскую, но предполагающих ее довольно значительную модификацию. Ближе всего к аутентичной трактовке Ная стоит двумерная «спектральная» модель жесткости сил, предложенная в ряде совместных работ журналистом М. Куналакисом и бывшим послом Венгрии в НАТО, а потом в США А. Шимони[35] для уточнения понятия умной силы. В модели Куналакиса и Шимони постулируется наличие двух шкал: одна из них – это фактически интегральная шкала