Содом и Гоморра. Города окрестности сей - [8]

Ели за длинным столом на кухне, передавая друг другу миски с мамалыгой и окрой и широкую тарелку с жареным мясом и крекерами.

— Все очень вкусно, мэм, — сказал Билли.

Жена Элтона подняла взгляд:

— А не могли бы вы не называть меня «мэм»?

— Могу, мэм.

— Когда меня так называют, я чувствую себя старухой.

— Да, мэм.

— У него это помимо воли выходит, — сказал Трой.

— Ну тогда ладно, — сказала женщина.

— Меня небось никогда с такой легкостью не прощаешь!

— Да тебе, поди, не очень-то это и надо, — сказала женщина.

— Я постараюсь больше так не говорить, — сказал Билли.

За столом с ними сидела семилетняя девочка, смотрела на всех широко распахнутыми глазами. Сидят едят. Вдруг она говорит:

— А что тут плохого?

— Что плохого где?

— В том, что он говорит «мэм».

Элтон озадаченно поднял брови:

— Ничего плохого в этом нет, моя хорошая. Твоя мама просто из этих, ну… современных женщин.

— Каких современных женщин?

— Ты ешь давай, — сказала ее мать. — Если бы мы во всем слушали папу, так и жили бы, не зная колеса.

Потом сидели на веранде в старых плетеных креслах, Элтон поставил себе под ноги на пол три высоких стакана, свинтил с бутылки крышечку, налил понемногу в каждый, навинтил крышку обратно и, поставив бутылку на пол, передал гостям стаканы и откинулся в кресле-качалке.

— Salud[4], — сказал он.

Потом выключил на веранде электричество, и они остались сидеть в прямоугольнике мягкого света, падающего из окна. Он поднял стакан к свету и поглядел сквозь него, будто химик.

— А вот не угадаете, кто теперь снова вернулся к виски «Беллс», — сказал он.

— Только не называй по имени.

— Ну вот, догадался.

— Да кто же, как не она?

Откинувшись, Элтон покачивался в кресле. У самых ступенек крыльца во дворе стояли собаки, смотрели на него.

— И что? — спросил Трой. — Муж-то ее в конце концов не выгнал?

— Не знаю. Предполагалось, что она будет приходить в гости. Но в гостях она так засиживалась…

— Н-да.

— Если в этом можно найти какое-то утешение.

— Да при чем тут утешение!

Элтон кивнул.

— Ты прав, — сказал он. — Чего нет, того нет.

Билли отхлебнул виски и посмотрел на силуэты гор. Повсюду падали звезды.

— Рейчел носом к носу столкнулась с ней в Алпайне, что в округе Брюстер, — сказал Элтон. — Так эта милашка тогда только улыбнулась, вся расплылась, будто масло во рту.

Трой сидел, склонясь вперед и опираясь локтями в колени, стакан держал перед собой в обеих руках. Элтон продолжал покачиваться в кресле:

— А помнишь, как мы ездили на христианские слеты ковбоев в Форт-Дэвис{10}, клеить девчонок? Вот там он с ней и познакомился. На одном из этих слетов. Вот и думай, каковы они — пути Господни. Он предложил ей пойти погулять вместе, а она говорит, нет, не будет она гулять с пьяницей. Тогда он честно глянул ей в глаза и сказал, что не пьет. Причем она от выхлопа чуть было на спину не повалилась. Думаю, главным для нее шоком было встретить вруна еще большего, чем она сама. А он ведь истинную правду говорил. Но она-то его мигом раскусила. Говорит, точно знаю, мол, что ты пьешь. А он и глазом не моргнул. Сказал, что раньше — было дело, пил, да завязал. Она спрашивает когда? А он отвечает: вот прямо сейчас. Ну, она с ним и пошла. И насколько я знаю, он никогда больше не пил. Ну, до тех пор, пока она его не бросила, конечно. И уж тогда ему пришлось вовсю наверстывать. Не надо только мне втирать о вреде алкоголя. Алкоголь — это ерунда. Но с того дня он сильно изменился.

— А она до сих пор миленькая?

— Не знаю. Я ее давно не видел. Но была — вот, Рейчел подтвердит — о-го-го. Тут, может, где-то побывал и дьявол; дьявол властен облечься в милый образ{11}. Невинные такие голубенькие глазки. Вскружить мужику голову умела лучше любой ведьмачки. И где только они этому научаются? Ч-черт, а ведь ей тогда не было и семнадцати!

— У них это от рождения, — объяснил Трой. — Этому им не надо и учиться.

— Ну, тебе лучше знать.

— А вот чему они, похоже, никогда не научаются, так это не водить за нос бедных обормотов ради дурацкой своей забавы.

Билли отхлебнул еще виски.

— Дай-ка мне твой стакан, — сказал Элтон.

Поставил его на пол у своих ног, плеснул туда виски, закупорил бутылку, поднял стакан и передал его.

— Спасибо, — сказал Билли.

— Ты на войне был? — спросил Элтон.

— Нет. У меня белый билет.

Элтон кивнул.

— Три раза я пытался записаться добровольцем, но меня не взяли.

— Верю. Я тоже хотел попасть на фронт, но так и просидел всю войну в Кэмп-Пендлтоне{12}. Вот Джонни, того кидало по всему Тихому океану. Бывало, из всей роты один в живых оставался. И ни царапины. Ему за это тоже, наверное, было совестно.

Трой передал Элтону свой стакан, Элтон поставил его на пол, плеснул туда и передал обратно. Потом налил себе. Снова откинулся в кресле.

— На что это ты все смотришь? — спросил он пса.

Пес отвернулся.

— Но вот за что я действительно себя корю — сейчас скажу, и все, конец, сменим тему, — так это за то, что мы в то утро дико рассорились и мне так и не представилось случая помириться. Я ему тогда в лицо сказал, что он идиот (а он и в самом деле идиот был) и что ничего хуже, чем позволить парню на ней жениться, сделать было невозможно. И это действительно так. Я к тому времени уже все знал о ней. У нас тогда аж до драки дошло. Я этого раньше не рассказывал. Кошмар. И больше я его живым не видел. Не надо было мне вообще в это соваться. Но с людьми в таком состоянии, в каком был он, разговаривать невозможно. Нечего даже и пытаться.