Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [36]
Как уловить это в символе, представь следующим образом. Пусть аb — линия подобия истины, лежащая между первой истиной и ничто, причем b — конец подобия, сближающийся с ничто; пусть складывание b вокруг с в свертывающем движении к а изображает движение, каким Бог призывает от небытия к бытию.
Линия аb неподвижна, поскольку исходит от начала, как на отрезке ас, и подвижна, поскольку движется свертывающим движением вокруг с по направлению к началу. В этом движении cb образует с са разные углы, то есть со развертывает своим движением разные степени подобия. Сначала, в подобии, имеющем меньше от первой формы, она образует тупой угол существования, потом в большей близости к форме — прямой угол жизни и, наконец, в наибольшей близости к форме — острый угол интеллекта. Острый угол больше причастен к действительности и простоте угла, то есть более подобен первому началу. И он есть в других углах — жизни и существования; угол жизни тоже входит в угол бытия. Какие есть промежуточные различия существования, жизни и интеллекта и какие могут быть развернуты, ты увидишь в нашем символе так: линия аb, подобие истины, содержит в себе все, что может быть развернуто, а развертывание совершается через движение.
Как совершается это движение, где простой элемент развертывает из себя состав из элементов, тоже изображается в символе: элементарная простота состоит из движущегося и неподвижного, как природное начало есть начало движения и покоя. Еще.
Когда зиждитель-интеллект движет таким образом сb, он развертывает по своему подобию прообразы, которые имеет в себе, как математик, складывая линию в треугольник, свертывающим движением развертывает этот треугольник, который имеет внутри себя в своем уме.
И еще. Линию аb ты должен воображать сообщимой истиной, подобием несообщимой истины, благодаря которой истинно все истинное, но не абсолютно, как истина, а как она пребывает в истинном. Опять-таки мы видим три ступени бытня истинных вещей, поскольку одно лишь существует, другое несет в себе более простое подобие истины и в его бытии больше силы, поскольку вместе с существованием оно в то же самое время и живет; третье — еще более простое: вместе с существованием оно в то же самое время и живет, и понимает. Чем проще бытие, тем оно сильнее и могущественнее, так что абсолютная простота, или истина, всемогуща.
17. Еще через один символ обратимся с помощью нашей науки как бы к минимальному, рассматривая максимальное. Единое, или монада, проще точки. Но неделимость точки — подобие неделимости единого. Пусть единое будет как бы неделимой и несообщимой истиной, которая хочет явить и сообщить себя через свое подобие; единое означивает, или изображает, себя, и возникает точка. Точка, сообщимая неделимость в континууме, уже не есть единое. Пусть теперь точка сообщит себя способом, каким она сообщима, и получится тело. В самом деле, точка неделима во всех способах существования континуума и измерения. Способы существования континуума — это линия, плоскость и тело, а способы существования измерения — длина, ширина и высота. Линия причастна к неделимости точки, поскольку неделима в качестве линии, — ведь линию нельзя разбить на нелинии, — и поскольку неделима по широте и высоте. Плоскость причастна к неделимости точки, поскольку ее нельзя разделить на неплоскости и поскольку она неделима в глубину. И тело: его нельзя рассечь до нетела, хотя оно делимо и в глубину. Все эти виды неделимости свернуто заключены в неделимости точки; мы не обнаруживаем в них ничего, кроме развертывания неделимости точки. Все, что. находим у тела, есть поэтому лишь точка, или подобие единого. Причем не бывает точки отдельной от тела, плоскости или линии, ибо точка — их внутреннее начало, придающее им неделимость. Опять-таки линия больше причастна простоте точки, чем поверхность, а поверхность — чем тело, как показано. От этого рассмотрения точки и тела поднимись по подобию к [первой] истине и [развертывающему ее] универсуму.
Построй предположение о том же самом еще через один более прозрачный символ.
18. Более ясное представление о вышесказанном ты получишь, рассмотрев человека как меру всего. У человека есть вершина разума, интеллект, бытие которого отделено от тела и истинно само по себе, потом есть душа, потом природа и, наконец, тело. Душой я называю то, что одушевляет и делает живым существом[132]. Интеллект, несообщимый и неприобщимый из-за своей простой универсальности и неделимости, делается сообщимым в своем подобии, душе: присущее душе чувственное познание являет себя подобием интеллекта. Через душу интеллект сообщает себя природе [человека], через природу — телу. Как подобие интеллекта душа свободно ощущает, как связанная с природой — одушевляет, то есть она одушевляет через природу, ощущает через себя. Действия, производимые душой в теле через посредство природы, имеют конкретную определенность; например, познавательные действия в том или ином органе конкретно определенны в зависимости от органа. Возьмем теперь тело и все его оформленные члены, а также закон, или природу, достоинство, силу, деятельность и порядок каждого, чтобы получился единый человек. Все, что находим здесь развернутым, находим и в интеллекте как в причине, виновнике и царе, в нем все пребывает как в действующей, прообразующей и целевой причине: все изначально заключено в его действенном могуществе, как в императорском могуществе заключены все государственные должности и звания; все пребывает своими прообразами в нем, все образующем, имея образ в меру сообразности его замыслу; все пребывает в нем как в своей конечной цели, поскольку существует ради пего, всеобщей цели и предела стремлений, — ведь все члены только и желают лишь нераздельного союза с ним как со своим началом, высшим благом и вечной жизнью. Но каким образом душа, подобие ума, свертывает в себе все одушевляемое и сообщает всему жизнь через посредство природы, каким образом природа может свертывать все как орудие и заранее нести в себе всякое движение и природу любого члена, — кто удовлетворительно расскажет
