Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [149]

Петр. Тем легче понимаю, что неоднократно уже слышал от тебя подобные вещи.

Кардинал. Перенеси тогда все это с чувственно постигаемого на умопостигаемое — скажем, могу света на могу просто, то есть на само абсолютное могу, а бытие цвета на бытие просто; в самом деле, простое лишь умом видимое бытие относится к уму, как бытие цвета относится к чувству зрения. Вглядись в то, что видит ум во всем разнообразном сущем, которое есть лишь то, чем может быть, и может иметь только то, что имеет от самого по себе могу, — и увидишь, что все это разнообразие сущего представляет собой только разные модусы проявления самого по себе могу. Но чтойность всего не может быть разнообразной, она — само могу в его разнообразных проявлениях, и во всем, что есть, что живет и что мыслит, нельзя увидеть ничего, кроме самого могу, обнаруживающего себя в возможности существовать, возможности жить и возможности понимать: что можно увидеть во всякой возможности, кроме могу всякой возможности? Однако ни в какой возможности, будь то бытия или познания, нельзя уловить в полноте само по себе могу; оно лишь проявляется — в одном могущественнее, чем в другом, причем в интеллектуальной возможности могущественнее, чем в чувственной. Насколько интеллект могущественнее чувства! И все равно само по себе могу выше всякой интеллектуальной возможности, и его понимают, пускай через посредство интеллектуальной возможности, истиннее все-таки тогда, когда понимают, что оно превосходит всякую силу интеллектуальной возможности понимания, все, что вмещает и понимает интеллект. Когда ум через свое могу видит, что не может обнять само по себе могу из-за всепревосходства последнего, он явственно видит его выше своей способности вместить, как мальчик видит, что количество камня больше, чем может поднять крепость его силы. Присущая уму возможность видеть превосходит его способность постичь. Простое видение ума — не постигающее видение, от постижения он поднимается к непостижимому видению, — скажем, постигая одно больше, чем другое, он поднимается к видению того величайшего, или бесконечного, что выше всего измеримого умом и постижимого. Эта возможность ума видеть выше всякой постижимой силы и возможности есть высшее могу ума, в котором максимально проявляется само по себе могу и которое не знает предела по сю сторону абсолютной возможности; интеллектуальная возможность видеть настолько связана с самим по себе могу, что ум способен наперед знать цель своего стремления, как путник наперед знает конец своего движения и может направить свои шаги к желаемому пределу. Если бы ум не мог издалека видеть предел своего успокоения и конец стремления, свою радость и свое счастье, разве он бежал бы, чтобы получить награду? А апостол справедливо наставлял нас бежать с тем, чтобы получить[561]. Сопоставь все и пойми, что все связано так, что ум может бежать к самой по себе возможности, которую издали видит, и постигать непостижимое наилучшим возможным образом: сама по себе возможность только и может, явившись в славе своего величия, насытить жажду ума. Она есть то что, которого все ищут. Понимаешь ли, что я сказал?

Петр. Понимаю, что сказанное тобой истинно, хотя оно выше моей способности вместить. Действительно, что еще могло бы насытить жажду ума, кроме самого по себе могу, возможности всякой возможности, без которой ничто ничего не может? Ведь если бы могло быть еще что-то другое, кроме могу, самой по себе возможности, то как бы оно могло без возможности? А если бы не могло без возможности, то не от самой ли возможности у него было бы все, что оно может? Ум не насытится, пока не поймет то, выше чего ничего не может быть, а такое не может быть ничем, кроме самого могу, возможности всякой возможности. Так что ты правильно видишь в одном лишь могу, той чтойности, которую ищет всякий ум, начало порыва ума, поскольку раньше его ничего не может быть, и вместе последнюю цель порыва того же ума, поскольку он не может ничего желать за пределами самого по себе могу.

Кардинал. Вот видишь, Петр, как прекрасно тебе помогает привычка слушать меня и читать мои сочинения; ты легко меня понял. О самой по себе возможности мне, думаю, что-то открыто, и тебе, при небольшом усилии ума, тоже откроется. Скажем, поскольку любой вопрос о самой по себе возможности заранее предполагает ее наличие, никакого сомнения о ней невозможно выдвинуть: никакое сомнение не коснется самой по себе возможности, потому что даже спрашивающий, существует ли она, тут же замечает неуместность вопроса, ведь без возможности он не мог бы о ней и спросить. Еще меньше возможен вопрос, есть ли сама по себе возможность то, есть ли она это, поскольку возможность быть, как и возможность быть тем и этим, предполагает сначала саму по себе возможность. Так оказывается, что сама по себе возможность опережает любые возможные вопросы и сомнения в ней. Но раз всякое сомнение в ней только подтверждает ее существование, то нет ничего достовернее ее и нельзя придумать ничего более самодостаточного или совершенного в своей полноте. Тем самым к ней нельзя ничего прибавить, как нельзя ничего отделить от нее или убавить в ней