Сочинения - [27]

Неотступная во тьме…

О! как вся затрепетала

Я в смятенье и в огне!

Дверь для брата мной отверста…

То — возлюбленный мой брат!

Полны мирра[129] мои персты,

С ручек каплет аромат.

И полна благоуханья,

Я на ложе с ним взошла,

И, горя, в его лобзанье

Вся душа моя прешла!

Сент. 5, 1841 г. Село Прыски

КОРОЛЬ (Из Гете) >{73}

Король был на острове Фуле[130];

По гроб он был верен душой.

Ему, умирая, подруга

Вручила бокал золотой.

Всей жизни бокал стал дороже!

Его, что ни раз, осушал;

Он жадно вонзал в него очи

И жадно до дна выпивал.

Когда же почуял кончину,

Король города сосчитал, —

Все отдал наследнику царство,

Не отдал дареный бокал.

И сел он за пир, как бывало.

С ним рыцари сели кругом —

В высоком, наследственном зале,

Там — в замке, на бреге морском.

Вставал он тут, бражник старинный

Последний бокал осушал, —

И разом он в волны бросает

Святой, заповедный бокал!

И видел, как несся, сверкая,

Как в бездну пошел он ключом.

Закрылись тогда его очи,

Ни капли уж не пил потом.

<1841>

ИЗ ГЕЙНЕ >{74}

Жизнь — ненасытный мучительный день;

Смерть — ночная прохладная тень.

Уже смерклось. Сон вежды смежил;

Я устал: меня день истомил.

Вот уж ива стоит надо мной…

Там запел соловей молодой,—

Звонко пел про любовь свою он,

Его песням я внемлю сквозь сон.

<1841>

СТАНСЫ («Опять пред тобой я стою очарован…») >{75}

Опять пред тобой я стою очарован,

На черные кудри гляжу, —

Опять я тоской непонятной взволнован

И жадных очей не свожу.

Я думаю: ангел! какою ценою

Куплю дорогую любовь?

Отдам ли я жизнь тебе с жалкой борьбою,

С томленьем печальных годов?..

О нет! — но, святыней признав твою волю,

Я б смел об одном лишь молить:

Ты жизнь мою, жизнь мою — горькую долю

Заставь меня вновь полюбить!

<1841>

НОЧНОЙ ТОВАРИЩ >{76}

В чистом поле что есть силы

Скачет конь мой вороной.

Все кругом, как бы в могиле,

Полно мертвой тишиной.

В чистом поле, на просторе,

Мчусь я с песней удалой.

Кто-то — слышу — в темном боре

Перекликнулся со мной…

Полночь било; в темной дымке

Полумесяц молодой.

Чую: кто-то невидимкой

Скачет об руку со мной…

<1842>

«Мечтой и сердцем охладелый…» >{77}

Мечтой и сердцем охладелый,

Расставшись с бурями страстей,

Для мук любви окаменелый,

Живу я тихо меж людей.

Мои заветные желанья

Уж в непробудном сне молчат,

Мои сердечные преданья

Мне чудной сказкою звучат.

Но я живу еще: порою

Могу я чувствовать, страдать;

Над одинокой головою,

Хоть редко, — веет благодать;

.

.

.

<1842>

РОМАНС >{78}

Все безгласно, как в пустыне,

В тихих улицах Москвы.

.

.

Ароматом и прохладой

Воздух ночи напоен;

Перед стройною громадой,

Под гербом, над колоннадой,

Для чего ж открыт балкон?

Вот хозяйка молодая

Показалась при луне,

Легким призраком мелькая

На воздушной вышине.

Вдруг с чугунного балкона

Черны кудри наклоня,

Как кумир Пигмалиона,

Вспыхнув страстно, беспокойно,

Внемлет топоту коня…

Пред воздушной красотою

Стройный всадник проскакал.

«Завтра, в полночь, я с тобою!»

Слышу — внятно ей сказал.

И, как вихорь, за оградой

Невидимкой скрылся он.

Перед стройною громадой,

Под гербом, над колоннадой —

Пуст привешенный балкон…

<1842>

ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ >{79}

Увы! Столько лет пролетело!

Пора перестать нам грустить;

В нас сердце давно охладело,

Давно перестало любить.

Иная чреда ожидала,

Молили и мать и отец;

Ты долго им, знаю, внимала —

И тихо пошла под венец.

Любви не дала ты с рукою;

Все было равно для тебя…

Что ж? Может, обычной чредою,

Я буду женат, не любя.

Сойдемся ль чрез долгие,

В помине не будет любовь —

В пустыне ли, в вихре ли света

С тобою мы встретимся вновь…

<1842>

«Свой век я грустно доживаю…» >{80}

Свой век я грустно доживаю.

Вы — только начали лишь жить,

Я ваши чувства понимаю,

Хоть не могу их разделить.

Увы! Среди толпы ничтожной

Судьба назло сводила нас;

Я предался неосторожно

Очарованью видеть вас.

Я бы не должен забываться,

Давно изведав сам себя, —

Мгновенным чувством увлекаться

И возмутить вас, не любя…

И мы страдаем, хоть и разно,

Но горе вместе будем пить:

Вы — что любили так напрасно,

А я — что не могу любить.

<1843>

ПОСЛАНИЕ ПЕНЕЛОПЫ К УЛИССУ >{81}

(Героида Овидия)

Ныне твоя Пенелопа[131] это тебе посылает, Улисс[132]!

Но ты не пиши мне ответа. Сам приходи.

Знаю, что Троя[133]  погибла, ненавистная девам данайским,

Будто уж не было Трои, и не было вовсе Приама[134].

О, если б тогда, как из Спарты[135] на флоте бежал он,

В ярых волнах утонул — обольститель лукавый,

Я б не лежала теперь на холодном, покинутом ложе,

Я б не роптала, что медленно дни так проходят,—

Мне, что ищу обмануть эти долгие ночи,

Праздных бы рук не томили навитые кросны[136].

И когда ж не боялась я бед еще больших, чем были?

Ведь любовь же заботы полна, хлопотливого страха.

Все мне троянцы, казалось, злые тебя настигают,

При имени Гектора[137] вся бледнею, бывало;

Если расскажут, что Гектор сразил Антилоха[138],—

Антилох причинял уж нам страх несказанный;

Иль Менетиас[139] погиб от незримой засады, —

Плакала: хитрости ваши могли не удасться;

Кровью своей Триптолем[140] раскалил ли ликийскую стрелу —

С смертью его и томленье мое оживало;

Кто б ни погиб, наконец, у вас — в стане ахейском,—

Вечно, как льдом, цепенело влюбленное сердце.

Но чистой любви поспешил он — Зевес[141] правосудный:

Пал Илион навсегда от бесстрашного мужа!

Вспять возвратились вожди, алтари закурились,