Собрание стихотворений - [37]

Редко виднелись из трав и кустов

Желтые глазки апрельских цветов.

Ива склонялась над лужей зеркальной,

Девичий хор раздавался Пасхальный.

Издали Федя узнал голоса:

«Это Мавруша! девчонка краса!

Думала замуж идти мясоедом:

Эх! даже час нам грядущий неведом.

Жизнь — суета, как раскинешь умом».

Девичий хор замолчал под холмом.

Федя Пасхальную зачал стихиру.

Песнь широко растеклася по миру,

Жавронком песня взвилась к небесам,

Полой водой разлилась по лесам.

С краю села, под березкой зеленой —

Парни с хоругвями, девки с иконой.

Жарко на солнце горят образа,

Солнце смеется Мавруше в глаза.

Девка наряднее писаной крали,

В новых калошах и розовой шали.

Федя подходит, отвесил поклон,

Сел на пенечек у самых икон.

«Здравствуйте, девки! Здорово, голубки

Что усмехаетесь, кажете зубки?

Блудный и грешный от вас я ушел,

Бог вразумил, ко спасенью привел.

Дядя не даром, старик богомольный,

Слушать водил меня звон колокольный.

Мир я покинул, бежал из тюрьмы,

Век буду петь тропари да псалмы.

Душу мою не поймет лукавый

В тихом дому преподобного Саввы».

ПОСЛАНИЯ И МАДРИГАЛЫ [127]

С мольбой моей печальной и мятежной,

С доверчивой надеждой первых лет,

Друзьям иным душой предался нежной;

Но горек был небратский их привет.

Пушкин

I. ПАМЯТИ А. А. ВЕНКСТЕРНА [128]

Умолкнул шум блистательных пиров,

Исчезли соловьи, увяли розы,

Пришла зима, и лютые морозы

Одели мир в безжизненный покров.

Блажен, блажен, кто умер в шуме пира,

Кто до конца был пламенен и юн,

Кого пленяла Пушкинская лира,

Кто сам ее касался дивных струн.

Спокойно спи, учитель дорогой!

Пусть для толпы твой голос был негромок,

Настанет день: признательный потомок

Оценит труд, исполненный тобой.

Не вынес ты забот житейских груза, —

Поэт во всем, ты, как поэт, угас.

Что смерть тому, кого ласкала Муза,

Кто с ней вдвоем беседовал не раз?

Как вспомнить мне теперь без теплых слез

Ту ночь с тобой, в уютном кабинете?

Весь дом притих; давно уж спали дети,

И редко доносился стук колес.

Тогда был март; весенний месяц влажный

Светил сквозь тучи в небе голубом.

Ты показал мне, ласковый и важный,

Твои бумаги, старый твой альбом.

И предо мной открылся целый мир,

Скрываемый тобою так ревниво:

Я слышал стон безумного порыва,

Воскресший звук давно замолкших лир.

Как Пушкина бесценному наследью,

Молитвенно я внял стихам твоим,

И облачился кованою медью

Мой скудный стих, расплывчатый как дым.

А летнею беспечною порой

Я посещал твой сад, где рдели розы,

Твои холмы и юные березы

И светлый ключ, бегущий под горой.

Ах! только там я забывал страданья!

Там жизнь текла изящно-весела,

Как стих Козьмы Пруткова, как преданья

Лицейских дней и Царского Села.

Но сердце благородное разбил

Удар судьбы. Ты мирно спишь, усталый.

Услышь теперь привет мой запоздалый,

Я выбрал стих, который ты любил.

Моей мечте, блуждающей и сирой,

Ты дал приют, ты и никто другой…

Куда пойду с моей ненужной лирой,

Куда пойду, учитель дорогой?

1909. Август, Трубицыно

II.МАДРИГАЛ [129]

Сиянье глаз твоих звездой горит,

О нимфа нежная! Не о тебе ли

Напевы я слагал в моем апреле?

Явилась ты, и лира говорит.

Гомер, Софокл и легкий Феокрит,

Ионии кифара и свирели

Авзонии тебя согласно пели,

Цветок весны, соперница харит.

И рифмами хочу я, как венками

Нарциссов, гиацинтов, лилий, роз,

Тебя венчать, царица первых грез

О Греции, завещанной веками.

В тебе слились все краски и черты

Античной совершенной красоты.

III. В. А. ВЕНКСТЕРНУ [130]

Ты помнишь светлые недели

Прогулок легких и безделий

В дни голубые октября?

Белели рощи в тверди синей,

Дышал мороз, и падал иней,

Холмы и долы серебря.

В пустынных храминах древесных

Еще я видел ног прелестных

Благоуханные следы.

Вставал пред взором сон недавний,

И заколоченные ставни

Я воспевал на все лады.

Потом всё было бурей смято:

Отец от сына, брат от брата,

Все разбежались, кто куда.

Дымилась кровь, зияли гробы…

Что за смешенье лжи и злобы,

Какие темные года!

Ты верен был домашним ларам:

С твоим Гомером и Ронсаром

Надолго скрылся ты в глуши,

И городская опьянелость

Не тронула благую целость

Твоей классической души.

Я в общий омут был затянут,

Был опрокинут, был обманут

В моем незрелом мятеже.

И вдруг воскресло всё, что было»

И нас судьба соединила

На новом жизни рубеже.

IV.ГИАЦИНТИИ [131]

Мой нежный друг, внимавший благосклонно

Моим стихам, не оттого ли ты

Хранишь следы античной красоты,

Что предок твой — любимец Аполлона?

Из крови отрока во время оно

Пурпурные и белые цветы,

Кудрявясь, расцвели; а их черты

Вещают нам о сыне Теламона.

В Лакедемон толпами шел народ

На праздник Гиацинтий, и Эврот

Был песнями святыми оглашаем.

И из дворца, при звоне лир, к реке

Сходила в гиацинтовом венке

Елена с златокудрым Менелаем.

V. С.Н. ВЕЛИЧКИНУ [132]

Ni te plus oculis meis amarem,

Jucundissime Calve…

Catullus

Какой, скажи мне, благосклонный демон

Соединил нас, милый друг и брат?

Как Менелай в родимый Лакедемон,

Вернулся я в отчизну. Как я рад!

О прошлом всё поет полузабытом,

И ты, кого люблю я больше таз,

Со мной летишь по колеям размытым

В вечерний, жемчугом миротворимый час.

Овсами нежно зеленеют пашни,

Сквозь белый дым не проблеснет заря!

И странно вспомнить яркий сон вчерашний:

И горы гордые, и пышные моря.

Устала от дождей туманная окрестность…

Как мы одни в тоскующих полях!