Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія - [9]

За дѣвочкой сидѣла какая-то сѣрая дама, быть можетъ, гувернантка или компаньонка, которая вовсе не играла. Игроки однако уступили ей мѣсто съ готовностью. Если бы этотъ американскій крезъ привелъ съ собой цѣлую толпу ирокезовъ, они очистили бы мѣсто и для нихъ, изъ уваженія къ его бумажнику и золотымъ ставкамъ.

Кругомъ стола царствовала тишина. Публика сосредоточенно глядѣла на дѣятельныя руки американца. Только изрѣдка, когда особенно большая куча денегъ падала въ ящикъ рулетки, въ рядахъ зрителей пробѣгалъ ропотъ, какъ порывъ вѣтра. Многіе, впрочемъ, торопились ставить и свои деньги, очевидно, увлекаемые примѣромъ и побуждаемые безсознательнымъ стремленіемъ провалиться въ одну и ту же бездну вмѣстѣ съ этимъ золотымъ водопадомъ. Одна длинная англичанка, похожая на залежавшуюся миногу, даже перегнулась прямо черезъ голову набоба, для того чтобы поставить свою серебряную монету на среднее поле.

— S’il vous plait, monsieur! — сказала она въ видѣ оправданія, но съ такимъ ужаснымъ акцентомъ, что даже сѣрая гувернантка неодобрительно повернулась въ ея сторону.

— Шш! — публика замахала на нее руками, какъ будто она совершила оскверненіе святыни.

— Play (играю)! — повторила минога уже прямо по-англійски.

Красивая француженка, сидѣвшая напротивъ американца, очаровательно улыбнулась и сказала очень ясно глазами: «Не обращайте вниманія на эту тварь. Вотъ я, напримѣръ, не такая, совсѣмъ напротивъ».

Но американецъ не обратилъ вниманія на этотъ безмолвный монологъ. На лицѣ его выступило выраженіе деревянной скуки. Эта адская игра не доставляла ему, видимо, даже достаточно сильныхъ ощущеній. Онъ проигралъ въ теченіе часа около двадцати пяти тысячъ франковъ, но на американскую мѣрку это совершенные пустяки. Въ бытность мою въ Нью-Іоркѣ Реджинальдъ Вандербильтъ проигралъ въ притонѣ Аллена двѣсти тысячъ долларовъ въ одну ночь, а банкиръ Джесси Льюисонъ — больше шестисотъ тысячъ долларовъ въ теченіе зимняго сезона, что не помѣшало имъ сохранить лучшія отношенія съ гостепріимнымъ хозяиномъ притона.

Руки американца, продолжавшія машинально бросать золото на полотно рулетки, стали раздражать меня. Чтобы не смотрѣть на нихъ, я принялся разсматривать окружавшія лица.

Уже давно я замѣтилъ, какъ безобразны человѣческія лица, когда ихъ разсматриваешь въ большой толпѣ. Разнообразіе носовъ, толстыхъ, вздернутыхъ или хищно изогнутыхъ, тупыхъ лбовъ, выдающихся кадыковъ, массивныхъ или длинныхъ челюстей, косматыхъ бородъ или усиковъ, завитыхъ въ такое подленькое колечко, какъ свиной хвостикъ, дѣйствуетъ на меня всегда подавляющимъ образомъ. Какъ будто я попалъ въ музей уродовъ или на выставку типовъ вырожденія.

Откуда беретъ человѣчество такія вульгарныя, тупыя, оскорбляющія зрѣніе лица? Каждое отдѣльное лицо имѣетъ свою прелесть и своеобразное выраженіе, но въ массѣ они представляются раскрашенными масками, даже красивыя черты кажутся аномаліей и какъ будто искажаются новой, еще невѣдомой судорогой.

Человѣческая толпа какъ будто имѣетъ особое лицо, низкое и безобразное, и оно составляетъ, по-видимому, истинное выраженіе ея собирательной души.

И разсматривая толпу игроковъ, окружавшихъ это проворно вертящееся колесо, я спрашивалъ себя съ удивленіемъ, какая таинственная сила привела ихъ сюда и соединила вмѣстѣ въ общемъ чувствѣ жаднаго и почтительнаго преклоненія предъ этимъ золотымъ мѣшкомъ, автоматически самоопоражнивавшимся въ бездонный ящикъ рулетки? Приманки, выставленныя напоказъ въ этомъ подломъ мѣстѣ, были черезчуръ несложны и не могли назваться даже элементарными, ибо чувство элементарнаго самосохраненія должно было бы закрыть всѣ эти зіяющіе кошельки. Для всѣхъ было очевидно, что эта кафешантанная роскошь, картины, люстры, паркетные полы, толстые привратники, все это куплено на деньги, обобранныя у кліентовъ рулетки, что все населеніе княжества, вмѣстѣ съ полосатой стражей и ученымъ княземъ во главѣ, питается и процвѣтаетъ за тотъ же самый счетъ. Почему это простое соображеніе вмѣсто того, чтобы отталкивать, еще больше привлекаетъ толпу? Откуда берется ея легковѣріе, чѣмъ оно питается?

Недавно Тереза Эмберъ, парижская «великая Тереза», при помощи банальныхъ уловокъ, заимствованныхъ изъ фельетоннаго романа, собрала сотню милліоновъ съ ростовщиковъ, нотаріусовъ, сводниковъ и другихъ столь же недовѣрчивыхъ и насквозь прожженныхъ дѣльцовъ. Я вполнѣ убѣжденъ, что если выпустить сегодня Терезу на волю, то самая цифра собранныхъ ею милліоновъ послужитъ для нея новой рекомендаціей и дастъ ей возможность возобновить свои операціи въ не менѣе широкихъ размѣрахъ. Ни грамотность, ни гласность не помогаютъ противъ общественнаго легковѣрія, и напрасно оптимисты противопоставляютъ древнему баснословію новѣйшій скептицизмъ. Одна современная реклама, расточительная и безстыдная, стоитъ всѣхъ античныхъ оракуловъ и гаданій, вмѣстѣ взятыхъ, ибо оракулы, по крайней мѣрѣ, опирались на вѣру въ божественную силу; реклама же зиждется въ вѣчно неустойчивомъ, но воистину чудесномъ равновѣсіи, на простой и плоской лжи, одинаково явной и для сочинителей, и даже для читателей.