Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія - [47]

Мы выбрали, по совѣту Тагоары, танецъ Фоники Команъ, одной изъ героинь знаменитаго японскаго романа о бѣломъ знамени Кизо. Фоника была дочь одного изъ крестьянъ, принадлежавшихъ къ роду Кизо, и, послѣ побѣдоноснаго нападенія рода Хейке, спасая бѣлое знамя Кизо, бросилась въ озеро.

Большая комната съ гладко вычищеннымъ поломъ была ярко освѣщена. Одна половина ея состояла изъ эстрады, застланной холстомъ. Публика сидѣла на полу, подостлавъ подъ себя небольшіе коврики или широкія плоскія подушки.

Артистка, миніатюрная, какъ пятнадцатилѣтняя дѣвочка, вышла на сцену въ сопровожденіи двухъ музыкантшъ, которыя несли семисены, — старинные музыкальные инструменты въ родѣ гитары, но съ мѣдными струнами и металлическимъ звукомъ. Онѣ немедленно усѣлись по сторонамъ и тихо и грустно запѣли пѣсню Фоники, подыгрывая на семисенахъ. Это былъ тотъ же дополнительный хоръ, что и недавно въ трагедіи.

Танцовщица встала среди эстрады и легкими движеніями изображала невинность и красоту Фоники. Мимика ея была выразительна, но немного наивна съ нашей точки зрѣнія. Напримѣръ, она дѣлала видъ, что чешетъ и заплетаетъ косы, бѣлится, смотритъ въ зеркало. Пѣсня росла. Движенія танцовщицы стали шире. Она плясала священную пляску рода Кизо, чтобы изобразить преданность Фоники родовой святынѣ и ея преданіямъ.

Первая половина пляски прошла торжественно и стройно, изображая древнюю славу и богатство рода Фоники. Потомъ настали худыя времена, явились враги, и блескъ рода померкъ. Танцовщица рельефно изображала горе Фоники, ненависть ея къ врагамъ и страхъ передъ ихъ побѣднымъ наступленіемъ. Потомъ наступало бѣгство по озеру. Танцовщица короткими, извилистыми движеніями изобразила колебаніе волнъ и торопливый ходъ лодки. Потомъ была новая стычка, отразившаяся въ ужасѣ лица и стремительныхъ движеніяхъ пантомимы. Наконецъ, Фоника, прижимая свернутое знамя къ груди, бросилась въ воду.

Трагическая пантомима кончилась. Музыка внезапно заиграла такой же негромкій, но быстрый и не лишенный игривости мотивъ. Гейша плавно и легко кружилась по залѣ, кокетливо улыбаясь и какъ бы заигрывая съ невидимымъ спутникомъ. Движенія ея ускорялись. Она носилась взадъ и впередъ съ непостижимою легкостью и вдругъ уронила на землю развязавшійся поясъ и перепорхнула дальше, какъ будто окрыляемая развѣвающимися полами широкаго верхняго халата. Еще черезъ минуту верхній халатъ, сдвинувшись невзначай на плечи, тоже скатился на землю. Теперь миніатюрная артистка походила на вакханку, а не на пятнадцатилѣтнюю дѣвочку. Щеки ея пылали, глаза бросали жгучій и откровенный призывъ. Даже заботливая прическа растрепалась подъ высокимъ гребнемъ.

Вторая пляска тоже окончилась. Было уже за полночь, и больше нечего было смотрѣть въ Наналу. Веселая мѣстная компанія рѣшила гулять до утра и собиралась отправиться въ какое-то еще болѣе прохладное мѣсто, но мы предпочли вернуться на пароходъ, который съ ранняго утра собирался тронуться въ путь, поперекъ Японскаго моря, прямо къ Владивостоку.

Петербургъ, 1901.

Золотыя утки

Въ каютъ-компаніи парохода «Байкалъ», который отправился изъ Владивостока въ долгое анадырское плаваніе, сверхъ всякаго ожиданія собралось такое многочисленное и разнообразное общество, какое въ пору встрѣтить только въ самыхъ людныхъ и многопосѣщаемыхъ водахъ. Пассажирскіе билеты разбирались нарасхватъ, нѣкоторымъ не хватало мѣста, и они были принуждены остаться во Владивостокѣ; двое или трое болѣе настойчивыхъ помѣстились въ трюмѣ, рискуя схватить лихорадку или ревматизмъ во время утомительнаго путешествія по бурнымъ морямъ и заливамъ тихоокеанскаго побережья. Большей частью все это были золотоискатели, привлеченные шальнымъ слухомъ о новомъ Эльдорадо, найденномъ будто бы американцами на берегахъ Берингова моря, и устремившіеся на холодный сѣверъ, какъ бабочки на огонь, безъ всякаго раздумья о затратахъ и неудачахъ. Дѣйствительно, американскіе искатели золота, года два тому назадъ, нашли около Мыса Номъ прямо въ морскомъ пескѣ золотыя розсыпи, по разсказамъ еще богаче Клондайка. Лѣто 99 года было особенно удачно. Старатели пріѣзжали на пароходахъ, въ теченіе двухъ, трехъ мѣсяцевъ копались въ пескѣ и возвращались въ С.-Франциско, наполнивъ промытымъ золотымъ порошкомъ банки изъ-подъ консервовъ и даже мѣшки изъ-подъ муки. Около половины остались зимовать, и осенью ужъ возникъ цѣлый городъ Номъ-Сити съ улицами, двухъ-этажными домами и даже проектомъ завести ближайшею весной типографію и газету.

Мѣсяца четыре тому назадъ, будучи въ С.-Франциско, я видѣлъ въ иллюстрированныхъ журналахъ оригинальные рисунки, изображавшіе жизнь въ новомъ золотомъ городѣ. Длинныя упряжки собакъ тащили тяжелыя бревна, назначенныя для постройки новыхъ домовъ. Передъ вывѣской главнаго кабака собрался многолюдный митингъ обсуждать введеніе новыхъ мѣръ къ охраненію порядка. На стѣнѣ другого кабака можно было, прочитать крупныя буквы приглашенія: «Собирайтесь на фонографическій концертъ. Пять долларовъ за входъ».

Неудивительно, что и въ С.-Франциско текущей весной явились всѣ признаки золотой горячки, напоминавшіе знаменитый 49-й годъ. Каждую недѣлю снаряжались пароходы и отходили на мысъ Номъ, сверху донизу переполненные пассажирами. Одна за другой основывались «номскія» компаніи съ капиталомъ и безъ онаго, товары на золотоискательную руку поднялись въ цѣнѣ, среди уѣзжающихъ и остающихся циркулировали различные слухи, одинъ другого сенсаціоннѣе. Одинъ китаецъ, напримѣръ, какъ говорили, въ двѣ недѣли набилъ полную банку изъ-подъ масла и вернулся назадъ богатымъ человѣкомъ, другой заработалъ въ одно лѣто цѣлое состояніе на мелочной продажѣ солонины и сухарей!