Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія - [45]

Благодаря отсутствію скамей, обѣдъ прошелъ совсѣмъ скоропалительно. Японцы торопливо ѣли и, не умолкая, разговаривали, передавали другъ другу флакончики съ соей, шумно смѣялись, какъ дѣти, и, очевидно, чувствовали себя счастливыми. Застольныя рѣчи смѣняли одна другую и, въ переводѣ услужливаго Тагоары, звучали совсѣмъ недурно. Ораторы восхваляли преимущества свободной торговли для добрыхъ отношеній между народами и благодарили микадо за то, что онъ далъ новое доказательство заботы о жителяхъ западнаго берега, открывъ портъ въ прекрасной бухтѣ, почему-то до сихъ поръ лишенной значенія и торговли. Наконецъ, изъ буфета раздался звонокъ, возвѣщавшій сладкую возможность утоленія жажды. Гости торопливо хлынули на мостикъ, смѣясь и перегоняя другъ друга. Буфетчикъ, стоя на опрокинутомъ боченкѣ, громко возглашалъ:

— Идите, идите, идите пить дешевое пиво!.. За чашку саки — доброе слово, за пару грушъ — плохая острота, — гейши наливаютъ даромъ!..

Повидимому, для бережливыхъ жителей захолустнаго города главная прелесть угощенія состояла въ его безплатности.

Гости пили съ невѣроятною быстротой, и три десятка гейшъ не успѣвали наливать. Черезъ десять минутъ всѣ были навеселѣ. Впрочемъ, саки и пиво даютъ легкое опьянѣніе и не возбуждаютъ къ дракамъ и скандаламъ. Гости вели себя попрежнему прилично. Только разговоры стали шумнѣе, жесты развязнѣе, громкій смѣхъ не умолкалъ ни на минуту вокругъ импровизированной стойки. Внезапно одна группа стала кричать, что въ виду международнаго характера праздника нужно оказать вниманіе присутствующимъ иностранцамъ. Настойчивѣе всѣхъ былъ помощникъ капитана, человѣкъ довольно образованный, недурно говорившій по-французски и по-англійски, и молодой фотографъ изъ Владивостока, посѣтившій родной городъ послѣ пятилѣтняго отсутствія и вмѣстѣ съ другими попавшій на праздникъ. Чтобы соединить пріятное съ полезнымъ, онъ принесъ съ собою на пароходъ толстый пукъ всевозможныхъ японскихъ видовъ, превосходно сдѣланныхъ и сравнительно дешевыхъ, но послѣ пятой чашки саки душа его размягчилась, и онъ упорно предлагалъ мнѣ весь альбомъ безъ всякой платы.

— Я — другъ! Русскіе капитаны мнѣ жить даютъ! — повторялъ онъ. — Поѣдемъ на берегъ! Мой домъ — твой домъ. Что тебѣ нужно, скажи, — я найду!

Мы, однако, упорно отказывались пить, такъ что наши новые друзья даже немного обидѣлись и отъ Россіи перешли къ Англіи. Представителемъ Англіи былъ электротехникъ, совершившій кругосвѣтное путешествіе по дѣламъ компаніи электрическихъ трамваевъ. Впрочемъ, по его словамъ, онъ былъ сыномъ главнаго директора и путешествовалъ больше для собственнаго удовольствія. Онъ былъ очень молодъ, но щеголялъ лысиной во всю голову, и свободное распоряженіе золотомъ компаніи, видимо, не приносило пользы его здоровью. Онъ не заставилъ себя долго просить и черезъ нѣсколько минутъ уже стоялъ у стойки, показывая толпѣ любопытныхъ фокусы, вывезенные изъ кабаковъ С.-Франциско, напримѣръ, одновременно пилъ пиво изъ двухъ бутылокъ, обхватывая оба горлышка огромнымъ ртомъ, мокрымъ и цѣпкимъ, какъ у большого удава.

Гребцы и рыбаки толпились въ лодкахъ вокругъ парохода, протягивая руки вверхъ. Теперь пирующіе, утоливъ собственную жажду, были расположены къ щедрости. Черезъ бортъ повсюду летѣли яблоки, груши, полныя пивныя бутылки, растрепанные рисовые пироги. Люди въ лодкахъ ловили все это на лету съ искусствомъ жонглеровъ. Мальчишки взбирались на скамьи и подпрыгивали вверхъ навстрѣчу прилетавшимъ подачкамъ, чтобы опередить взрослыхъ.

— Мой домъ — твой домъ! — твердилъ, фотографъ англичанину. — Поѣдемъ на берегъ!..

Англичанинъ съ готовностью согласился. Онъ зналъ, что на берегу можно провести вечеръ гораздо пріятнѣе, чѣмъ на пароходѣ. Предпріимчивый помощникъ капитана весьма кстати обратилъ вниманіе на новаго гостя, стоявшаго на нижней палубѣ и жадно заглядывавшаго наверхъ. То былъ русскій, жилистый и долговязый мужикъ съ сѣрыми злыми глазами и растрепанной мочальной бородой. Онъ побывалъ на сахалинской каторгѣ, потомъ ходилъ матросомъ на русскомъ пароходѣ, но три недѣли тому назадъ его высадили въ Хакодате за постоянныя драки съ командой. Я видѣлъ его въ Хакодате разъ или два на порогѣ японскаго кабака, но рисовая водка была безсильна надъ этимъ огромнымъ тѣломъ; онъ крѣпко держался на ногахъ и угрюмо молчалъ, не обращая вниманія на англо-японскіе разговоры какихъ-то матросовъ, вмѣстѣ съ нимъ вышедшихъ изъ одной и той же двери. Только лицо его имѣло такой мрачный видъ, что я не пожелалъ бы встрѣтиться съ нимъ въ темномъ переулкѣ. Но добродушные японцы не хотѣли ничего разбирать. Черезъ минуту поселенецъ былъ на мостикѣ среди подгулявшей толпы, протягивавшей ему отовсюду пиво и саки. Онъ залпомъ выпивалъ бутылку за бутылкой, какъ будто выливалъ ихъ въ глубокую, пустую бочку, но продолжалъ молчать среди привѣтливаго говора и даже ни разу не улыбнулся.

— Довольно! — стала кричать публика. — Поѣдемъ на берегъ!

Легкое опьянѣніе рисоваго вина уже проходило у многихъ. Лодки быстро наполнялись людьми и потянулись къ городу. На морѣ было тихо и темно. Но далеко сзади, у широкаго устья бухты, извилистой линіей мелькали безчисленные огоньки. То были рыбаки сосѣднихъ селъ, выѣхавшіе на ночной промыселъ, несмотря на національный праздникъ.