Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія - [46]

Мы поднялись по косогору вмѣстѣ съ толпой, большая часть которой отправилась въ театръ. Представленіе началось засвѣтло и должно было продолжаться далеко за полночь. Оно открылось исторической драмой, которая ко времени нашего прихода близилась къ концу. Мы попали необыкновенно удачно. Двое героевъ, братьевъ, отомстившихъ надменному князю за смерть отца, были осуждены совершить харакири, т. е. распороть себѣ собственноручно животъ. Они сидѣли на эстрадѣ, покрытой бѣлымъ крепомъ въ знакъ траура, одѣтые въ длинное бѣлоснѣжное платье. Передъ ними лежали на столикахъ короткіе прямые кинжалы… Сзади стояли палачи, обнаженные до пояса, съ блестящими мечами въ рукахъ. За особымъ занавѣсомъ медленно и печально наигрывала струнная музыка, вливая новую волну въ гнетущее настроеніе картины. Чиновникъ громкимъ голосомъ прочелъ приговоръ, потомъ впустили мать и невѣсту старшаго брата для послѣдняго прощанія. Женщины съ воплями припали къ подножью эстрады. Мать подползла къ младшему сыну и спрятала лицо въ широкихъ складкахъ, его бѣлой одежды; невѣста стояла на колѣняхъ предъ своимъ возлюбленнымъ и яростно цѣловала его руки. Но лица осужденныхъ были суровы и спокойны. Повидимому, земныя привязанности и страсти уже не имѣли надъ ними власти. По знаку чиновника прислужники оттащили женщинъ. Осужденные взяли кинжалы и, обернувъ рукоять бѣлымъ платкомъ, направили ихъ себѣ въ грудь. Вся зала плакала. Женщины со стономъ отворачивались, чтобы не видѣть. Наши нервы тоже не могли вынести больше, и мы готовы были бѣжать отъ этого страшнаго зрѣлища въ японскомъ вкусѣ.

Слѣдующая пьеса была веселая комедія. Безшабашный студентъ, прокутившійся въ пухъ, до продажи послѣдней связки книгъ, попадаетъ случайно къ своей старой знакомой, второразрядной гейшѣ, уже не первой молодости. Подаютъ обѣдъ, онъ страшно голоденъ и съѣдаетъ всѣ порціи, очищаетъ даже котелъ съ варенымъ рисомъ. Хозяйка посылаетъ за пивомъ, разыгрывается нѣжная любовная сцена. Гейша хочетъ женить на себѣ своего прежняго обожателя, и дѣло совсѣмъ слаживается, но въ это время раздается стукъ въ дверь. Студентъ прячется въ каморку. Одинъ за другимъ приходятъ четыре обожателя гейши. Со всѣми она разыгрываетъ нѣжныя сцены, беретъ деньги и назначаетъ свиданія. Четвертый гость уходитъ. Студентъ высовываетъ голову и спрашиваетъ:

— Больше никого не будетъ?

— Нѣтъ! — отвѣчаетъ гейша. — Теперь можешь выйти!

Тогда онъ стремительно выскакиваетъ изъ-за перегородки и начинаетъ упрекать свою подругу.

— Но вѣдь я только для приданаго! — отвѣчаетъ гейша съ оскорбленнымъ видомъ.

Публика смѣется, ибо въ Японіи для приданаго позволяется очень многое.

Студентъ успокаивается. Гейша выходитъ для приготовленій къ брачному торжеству, и женихъ остается опять одинъ. Внезапно новаго Подколесина беретъ раздумье, и, послѣ довольно комическаго колебанія, онъ рѣшаетъ бѣжать изъ дома прелестницы. Но у дверей сидитъ слуга; остается крутая лѣсенка, уводящая на чердакъ. Бѣглый женихъ быстро взлѣзаетъ наверхъ, подобравъ полы. Гейша немедленно возвращается съ монахомъ и подругою, но отъ жениха и слѣдъ простылъ. Поднимается тревога, обыскиваютъ весь домъ; испуганный слуга клянется, что никто не выходилъ изъ двери. Тогда хозяйка и монахъ рѣшаютъ, что жениха унесъ злой духъ. Монахъ вынимаетъ изъ-подъ полы кадильницу и громко запѣваетъ торжественное заклинаніе.

Студентъ вылѣзаетъ сквозь слуховое окно на крышу и сидитъ, опираясь на трубу и не рѣшаясь спрыгнуть внизъ. Ночь слишкомъ темна, и можно сломать себѣ ногу. Сквозь трубу доносятся звуки заклинательной пѣсни; студентъ въ свою очередь начинаетъ ухать въ трубу, къ несказанному ужасу людей, собравшихся внизу. Слуга роняетъ фонарь и убѣгаетъ на улицу, подруга хозяйки хватается за полу его одежды и волочится сзади. Монахъ, спрятавъ кадильницу въ карманъ, тоже хочетъ бѣжать, но въ темнотѣ смѣшиваетъ двери и попадаетъ къ хозяйкѣ въ спальню. Студентъ удобно примащивается у трубы и начинаетъ громко храпѣть. Онъ рѣшилъ переночевать на крышѣ. Солнце восходитъ и освѣщаетъ маленькій дворъ по сосѣдству съ гейшей. Молодая дѣвушка, стуча деревянными башмаками, съ веселой пѣсней выбѣгаетъ изъ двери. У ней кувшинъ въ рукахъ, ей нужно набрать свѣжей воды изъ-подъ дождевого жолоба. На звуки пѣсни студентъ просыпается и, видя прямо подъ собой хорошенькую дѣвушку, недолго думая, соскакиваетъ внизъ. Дѣвушка вскрикиваетъ и роняетъ кувшинъ. Студентъ быстро цѣлуетъ ее и убѣгаетъ вонъ.

— Лучше пусть эта будетъ мнѣ невѣстой! — бросаетъ, онъ изъ-за двери.

Публика была все время въ неистовомъ восторгѣ, апплодировала и даже топала ногами. Дѣйствительно, столичная труппа играла съ такимъ реализмомъ, что за развитіемъ дѣйствія можно было слѣдить, даже не зная языка. Зато самый театръ былъ немногимъ лучше нашихъ масляничныхъ балагановъ, и ветхія декораціи, очевидно, долго переходили изъ города въ городъ, пока попали въ это захолустное мѣстечко.

Послѣ комедіи слѣдовала еще драма, но мы достаточно насладились театромъ и хотѣли посмотрѣть танцовщицъ, тоже выписанныхъ изъ столицы для этого вечера. Онѣ остановились въ домѣ своихъ подругъ, рядомъ съ театромъ. Публика приходила туда во всѣ часы дня и ночи, но танецъ заказывали въ складчину по десяти человѣкъ, платя по рублю съ персоны. Выборъ танцовщицы и танца зависѣлъ отъ соглашенія заказывавшихъ между собою.