Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія - [21]

Но черезъ тысячу лѣтъ стихійная сила, которая заложена отъ вѣка въ нѣдрахъ человѣчества, воскресла съ тѣмъ же непреодолимымъ упорствомъ и пошла по тому же пути и мало-по-малу возстановила поверженное зданіе, организовала производство и торговлю, вымостила улицы, изваяла статуи, основала науку и искусство. Устои культуры изъ мраморныхъ стали желѣзными, и новая сѣть, вмѣсто Средиземнаго моря, схватила всѣ земные океаны, а поприщемъ ея служатъ пять материковъ, и вмѣсто связи римскаго гражданства, основавшей вооруженный миръ подъ охраной сотни легіоновъ, современнымъ мечтателямъ, подъ грохотъ скорострѣльныхъ пушекъ и автоматическихъ минъ, упорно грезится огромное международное братство. Цѣпи себялюбія и варварства въ нѣдрахъ современной культуры постепенно превращаются изъ неуклюжихъ желѣзныхъ веригъ въ тонкія стальныя проволоки и сцѣпленія гладкихъ рельсъ. Проволоки заряжены электричествомъ и убиваютъ на-лету, и каждый разрывъ рельсъ создаетъ ужасное крушеніе и отзывается землетрясеніемъ на сотни миль вокругъ, но даже въ противорѣчіяхъ современности больше вѣтвистаго сцѣпленія и планомѣрной связи силъ, чѣмъ было въ древности.

Творческій духъ прогресса, тотъ самый стихійный законъ, который ведетъ матерію по предустановленному пути отъ туманныхъ пятенъ къ покрытымъ зеленью планетамъ и отъ амёбы къ позвоночному животному, еще ярче отражается въ развитіи человѣчества. И если завтра какой-нибудь междупланетный вихрь или изверженіе снова сорветъ культуру съ ея огромныхъ якорей, духъ творчества готовъ назавтра снова приняться за дѣло, чтобы возстановить поверженное зданіе на еще болѣе широкихъ основахъ и снова вести человѣчество впередъ къ той же великой, отъ вѣка предуставленной цѣли.

Лугано, 1904.

Легенда о Счастливомъ островѣ

(Изъ античныхъ преданій.)

Группа рабовъ собралась въ углу Педагогія, въ нижнемъ этажѣ Августова дворца. Они сидѣли на цыновкахъ, на деревянныхъ скамьяхъ и просто на мозаичномъ полу, гладко выметенномъ руками молодого прислужника Рутилія.

То были не простые рабы, ибо въ Педагогіи обиталъ верхній кругъ огромнаго рабочаго населенія, наполнявшаго домъ Августа. Младшіе изъ нихъ обучались здѣсь грамотѣ, изящнымъ искусствамъ и движеніямъ, другіе уже давно примѣняли свои таланты на службѣ утонченному вкусу своихъ господъ и были заняты цѣлый день, но къ вечеру они все же собирались въ Педагогій, который служилъ своего рода клубомъ для дворовыхъ слугъ и мастеровъ, принадлежавшихъ императору.

Дидаскалъ Софроній сидѣлъ на низкомъ табуретѣ, опираясь спиною на колонну. Это былъ сухощавый грекъ съ хитрыми глазами и сильной просѣдью въ прямыхъ черныхъ волосахъ. Онъ былъ чтецъ по ремеслу и сегодня провелъ весь день въ спальнѣ Люція Матерна, младшаго префекта дворца. Матернъ вернулся съ празднества по поводу извѣстія о побѣдѣ, одержанной надъ квадами цезаремъ Маркомъ Авреліемъ Коммодомъ, сыномъ божественнаго Марка, и у него трещала голова съ похмѣлья. Поэтому онъ заставилъ Софронія читать себѣ вслухъ избранные отрывки изъ трактата Сенеки «О нравахъ».

Мануцій изучалъ вмѣстѣ съ двадцатью товарищами и большимъ женскимъ хороводомъ повороты мудренаго танца, который долженъ былъ украсить новый праздникъ по поводу той же побѣды еще черезъ три дня.

Діадохъ высѣкалъ на мраморѣ многовѣщательную надпись: «Подъ щитомъ Коммода весь міръ счастливъ». Лицо Діадоха было мрачно. Онъ былъ строптивъ нравомъ, и предъ началомъ работы просидѣлъ сутки въ домашнемъ карцерѣ, куда управитель сажалъ провинившихся и, въ особенности, непочтительныхъ рабовъ.

Алексаменъ, младшій изъ всѣхъ, сидѣлъ, прислонившись къ стѣнѣ и опираясь подбородкомъ о сдвинутыя вмѣстѣ колѣни. Алексаменъ былъ писцомъ и уже третій годъ работалъ въ дворцовой библіотекѣ, прилежно списывая творенія Платона и Полибія. Въ послѣдній же мѣсяцъ Тиберій Семпроній Продикъ, изъ молодыхъ друзей Коммода, вмѣсто Полибія далъ ему списывать вольныя ксеніи Марціала. Покой юноши смутился нескромными и знойными стихами, но онъ исполнялъ свой трудъ съ прежнимъ тщаніемъ, и заглавныя буквы его новаго списка были еще правильнѣе и изящнѣе, чѣмъ прежде.

Солнце недавно зашло. На дворѣ быстро темнѣло, и сумерки какъ будто вливались снаружи въ глубокія, круглыя окна. Въ залѣ становилось темно и жутко, какъ будто паутина садилась кругомъ и грозила захватить въ свои петли всѣхъ этихъ скромныхъ работниковъ дворца.

Діадохъ поднялъ голову и злыми глазами посмотрѣлъ на медленно нароставшій мракъ.

— Быть мнѣ опять на мельницѣ! — сказалъ онъ громко.

Строптивыхъ рабовъ часто ссылали на загородныя мельницы, гдѣ они ворочали жерновъ рядомъ съ волами и ослами, и эта работа считалась наиболѣе тягостной и позорной.

Софроній осторожно усмѣхнулся и повелъ рукою въ воздухѣ.

— Рутилій, принеси огня! — сказалъ онъ мальчику, который отъ нечего дѣлать подошелъ къ собравшейся группѣ.

Веселый Артемонъ вздохнулъ сочувственно и лицемѣрно. Онъ тоже побывалъ на сельской мельницѣ, изъ-за дружбы съ молодою Пасифаей, пріятной и для управителя.

При свѣтѣ лампы, принесенной Рутиліемъ, онъ досталъ свои таблички и принялся усердно рисовать остріемъ стиля на ихъ навощенной сторонѣ.