Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія - [23]

Островъ назывался Счастливымъ, и дѣти Прометея вели тамъ поистинѣ счастливую жизнь. Ни одно изъ тѣхъ золъ, которыя Зевсъ создалъ для твердой земли, не послѣдовало за бѣглецами черезъ ширину моря. Дѣти Прометея не знали ни подстрекающей глупцовъ зависти, ни голода — мучителя слабыхъ, ни страсти свирѣпыхъ — истребительной войны. Люди и звѣри жили въ полномъ мирѣ и взаимной любви. Ястребъ и горлинка сидѣли рядомъ на одной и той же вѣткѣ, волкъ и ягненокъ пили изъ одного ручья. И человѣкъ обвивалъ свою шею тѣломъ пестрой гадюки и носилъ его, какъ ожерелье.

Женщины не мучились родами, мужчины не тянулись на работѣ, не надрывались надъ плугомъ, не изнемогали подъ ношами. Старый Хроносъ не косилъ травы на зеленыхъ склонахъ острова, темный Танатосъ не пряталъ лица за толстыми стволами деревьевъ, и бѣлая старость не ковыляла по дорогамъ.

Не размножаясь, не уменьшаясь, не нуждаясь въ пищѣ и въ питьѣ, счастливыя дѣти Прометея жили на своемъ островѣ, безпечальныя и безопасныя, какъ боги.

Съ ранняго утра они гуляли въ садахъ своего милаго острова, взбѣгали на горные склоны и обмывали свои ноги свѣжей водою звенящихъ ручьевъ. Каждый вечеръ, соединяясь въ хороводы, они пѣли чудесныя пѣсни и плясали граціозныя пляски, подъигрывая на легкой свирѣли, и когда юныя четы скрывались въ убѣжища самыхъ укромныхъ и густолиственныхъ древесныхъ купъ, онѣ ликовали, какъ дѣти безсмертнаго Пана. Дѣвы Счастливаго острова были какъ лѣсныя дріады и какъ нимфы, играющія на берегу ручья. И когда юныя четы рѣзвились среди лазурныхъ водъ, обгоняя другъ друга и разгоняя стаи пестрыхъ рыбъ, онѣ были, какъ сирены и тритоны, и водныя пляски ихъ были, какъ пляски Океанидъ.

Жители острова были счастливы, какъ геніи полей. Чуждые стяжанію, они не давали ничего божеству и не брали у него ничего взамѣнъ, ибо въ самихъ себѣ они ощущали божество.

Въ одно утро Зевсъ пролеталъ надъ землей на темнооблачныхъ коняхъ, и Меркурій летѣлъ рядомъ съ отцомъ, размахивая крылатымъ жезломъ. Земля была окутана желтой дымкой. На всѣхъ концахъ ея жрецы разводили костры и сжигали трепещущія жертвы. Дымъ отъ костровъ разстилался, какъ туча, и, соединяясь вмѣстѣ, окутывалъ землю, какъ туманъ. Запахъ жженія подымался вверхъ и щекоталъ ноздри повелителя. Онъ усмѣхался съ довольнымъ видомъ, потомъ ударялъ своихъ облачныхъ коней бичемъ извилистыхъ молній и пролеталъ дальше.

Когда онъ достигъ предѣла твердой земли и полетѣлъ надъ моремъ, туманъ разорвался, какъ пелена, и небо стало такъ же ясно и сине, какъ лазурный океанъ, служившій ему подножіемъ. Только облачная колесница Зевса таила въ себѣ зерно бурь и казалась чернымъ пятномъ на фонѣ безоблачной лазури.

Среди лазурнаго моря Зевсъ увидѣлъ Счастливый островъ съ его прекрасными лѣсами и лугами. Жители острова бродили между деревьевъ, увѣнчанные цвѣтами и обвитые плющемъ. Они весело перекликались и не заботились о богахъ и жертвоприношеніяхъ.

— Кто эти жители? — спросилъ Зевсъ, — и почему они не приносятъ сожженій?

— Это — счастливые люди! — сказалъ сынъ Майи, — они ничего не боятся и ничего не просятъ, ибо сами въ себѣ они сознаютъ божество.

— Это — нечестивцы! — сердито сказалъ Зевсъ, и грохотъ его голоса прокатился весенней бурей, согнулъ верхушки лѣсовъ и сбросилъ мелкіе камни съ утесовъ въ воду. — Если бы всѣ люди поступали подобно имъ, мы остались бы безъ сладкихъ запаховъ жженія, а что значатъ боги безъ человѣческихъ молитвъ и жертвоприношеній? Хуже, чѣмъ призраки, меньше, чѣмъ ничто!

Тогда разгнѣванный Зевсъ рѣшилъ дать урокъ беззаботнымъ жителямъ острова и послалъ на ихъ сторону внезапный лѣтній снѣгъ.

Тонкіе бѣлые хлопья, весело кружась, падали на вѣтви деревьевъ и на зеленую траву.

— Что это? — спрашивали жители. — Не птичій ли пухъ падаетъ съ неба?

Они подставляли снѣгу свои обнаженныя руки и отдергивали ихъ назадъ.

— Этотъ пухъ жжетъ, какъ крапива, — говорили они.

Падающій снѣгъ таялъ на горячемъ человѣческомъ тѣлѣ и на разгоряченной землѣ, и, когда онъ исчезъ, головы нѣкоторыхъ жителей побѣлѣли, какъ отъ осѣвшаго инея. Но солнце снова сіяло жарко, какъ всегда.

— Отчего ваши волосы бѣлы? — спрашивали ихъ другіе, и они осторожно протягивали къ нимъ руки, опасаясь, что эти невѣдомыя имъ сѣдины жгутся точно такъ же, какъ снѣгъ.

Но побѣлѣвшіе не отвѣчали. Перемѣна, овладѣвшая ихъ тѣломъ, видимо возрастала. Кожа ихъ лицъ собралась въ складки, тѣло сморщилось, руки и ноги изогнулись, какъ кривыя вѣтви. Сидя на землѣ подъ жаркими лучами солнца, они ежились и дрожали отъ холода.

— Отчего вы дрожите? — спрашивали ихъ другіе. — Въ вашихъ членахъ усталость, въ глазахъ вашихъ тусклый сонъ. Вѣдь ночь еще не наступила.

Въ это время одинъ изъ пораженныхъ Зевсомъ безсильно опустилъ свои руки и вытянулся на землѣ. Но тусклые его глаза попрежнему остались открытыми.

— Зачѣмъ ты лежишь на землѣ? — настаивали другіе. — Идемъ водить хороводы на морскомъ берегу.

Но пораженный Зевсомъ не отвѣчалъ, и, касаясь его тѣла, они нашли его вялымъ, какъ сухіе листья, и холоднымъ, какъ снѣгъ, и глаза его подернулись пленкой, какъ стоячая вода.

Видя, что одинъ изъ ихъ братьевъ лежитъ на землѣ неподвижный, какъ сухое дерево, счастливые жители подняли плачъ и жалобы, и это были первыя жалобы горя, прозвучавшія на островѣ Счастья.