Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія - [17]

Въ виду отсутствія промышленности и заработковъ, въ Неаполѣ и окрестной странѣ все дешево и продается за гроши. Въ Сорренто два десятка апельсиновъ стоитъ одинъ сольдъ, меньше двухъ копеекъ. Меблированную виллу съ садомъ можно нанять за пятьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ, а прислугу за двѣнадцать, но населеніе бѣжитъ отъ этой дешевизны и толпами выселяется въ Америку.

Вся неаполитанская сторона поразительно плодородна. Это цвѣтущій садъ, сплошь воздѣланный и населенный. Густыя апельсиновыя рощи въ разгарѣ зимы осыпаются плодами болѣе многочисленными, чѣмъ листья на ихъ вѣтвяхъ. Оливковыя деревья спускаются по горнымъ склонамъ вплоть до морского прибоя, и всѣ промежутки между ними тщательно вскопаны и засажены помидорами и фенокками. Главная дорога, идущая вдоль берега, представляетъ одну непрерывную улицу, и въ сущности неаполитанскія предмѣстья развернулись на огромномъ протяженіи отъ Позилипа до Байевъ и отъ Везувія до Капо ди Сорренто.

Но южно-итальянскіе порядки придаютъ этому земному раю такія черты, что и жителямъ и гостямъ хочется только одного, — убѣжать безъ оглядки и по возможности подальше. Улица прибрежныхъ строеній на разстояніи двадцати пяти миль распадается на шесть городовъ, которые отдѣлились другъ отъ друга заставами и взимаютъ и съ коннаго и съ пѣшаго разнообразные акцизы въ пользу городской казны и мелкія взятки въ пользу стражи. Въ теченіе шести часовъ ѣзды отъ Неаполя до Помпеи меня заставили четыре раза раскрыть свои чемоданы. Электрическая дорога проходитъ сквозь всю длину побережья, но акцизная полиція черезъ каждыя три версты останавливаетъ вагоны и требуетъ пошлину за пару апельсиновъ, за ковригу хлѣба, за пачку дешевыхъ макаронъ. Даже между двумя поселками острова Капри существуетъ застава и акцизъ, и сердитый сѣверный вѣтеръ, трамонтано, который часто отрѣзываетъ островъ на цѣлые дни отъ всего внѣшняго міра, не можетъ угасить жадности этихъ общинъ и муниципальнаго стремленія къ взаимной обчисткѣ.

Населеніе ненавидитъ заставы, но не можетъ отъ нихъ избавиться. Недавно въ процессѣ Соннино адвокатъ, защищавшій его противъ обвиненія въ плутовствѣ при поставкѣ казенныхъ подрядовъ, воскликнулъ въ видѣ послѣдняго аргумента: «Кто изъ васъ — господа судьи, не переходилъ черезъ линію акцизной стражи съ запретной колбасой въ карманѣ?» И судьи приняли его сторону.

Прибрежная дорога въ принципѣ вымощена лавой, но ухабы ея напоминаютъ негритянскія ямы для ловли дикихъ звѣрей. Лошади и ослы, вѣчно загромождающіе ее, покрыты кровью и ранами, ибо въ итальянской упряжкѣ хомутъ замѣненъ первобытнымъ нагруднымъ ремнемъ и жестокія постромки терзаютъ бока несчастныхъ животныхъ. Сѣверные нервы не могутъ выдержать итальянскаго обращенія съ лошадьми, предъ которымъ блѣднѣютъ подвиги казанскихъ живодеровъ. Каменщики, которые постоянно чинятъ эту избитую дорогу, снимаютъ при вашемъ проѣздѣ шапки и кланяются, точь-въ-точь, какъ на русскомъ провинціальномъ шоссе. Жилища крестьянъ, разсыпанныя вдоль развѣтвленій дороги, очень живописны снаружи. Они увиты плющемъ и обсажены виноградомъ, но внутри это — берлоги безъ мебели и почти безъ утвари, съ землянымъ поломъ, протекающей кровлей и окнами безъ стеколъ. Обитатели ихъ спятъ, подостлавъ подъ себя рухлядь, и во время обѣда хозяйка вытираетъ пару выщербленныхъ тарелокъ концомъ грязнаго платка, покрывающаго ея голову. Однимъ словомъ, несмотря на смуглую краску лицъ и различіе языка, картина привычная, знакомая намъ съ дѣтства.

Есть, впрочемъ, и въ окрестностяхъ Неаполя восхитительные уголки, гдѣ соединяются красота южной природы и сытость старинной помѣщичьей жизни на русскій образецъ, разумѣется, для того, у кого есть въ карманѣ шесть франковъ, чтобы заплатить за дневное содержаніе. Мы прожили двѣ недѣли въ деревнѣ Кокумелла, въ двухъ верстахъ отъ Сорренто. Наша гостиница стояла въ обширномъ саду, и вѣтви лимонныхъ деревьевъ, отягощенныя зимними плодами, протягивались прямо въ наши открытыя окна. У насъ былъ свой спускъ къ берегу, морскія купальни и лодки для катанья. Это былъ международный пансіонъ, устроенный для удобства пріѣзжихъ гостей, съ дешевымъ обиліемъ даровъ природы и покойной угодливостью южно-итальянской жизни. Дворецкій говорилъ одинаково скверно на всѣхъ языкахъ, даже по-русски и по-голландски. Каждую недѣлю устраивались экскурсіи, по вечерамъ полуподдѣльная крестьянская труппа плясала тарантеллу и пѣла неаполитанскія пѣсни.

И записная книга пансіона была наполнена восхваленіями гостепріимству хозяина въ стихахъ и въ прозѣ, съ рисунками и даже съ нотами. Мнѣ особенно запомнилось одно русское стихотвореніе, не лишенное живописности, несмотря на свою краткость.

«Апельсины, тарантелла,

Макароны, самоваръ,

Все подноситъ Кокумелла

Въ услажденье русскихъ баръ.

О Кокумелла, я, какъ умѣла,

Тебя воспѣла!..»

Въ пансіонѣ, дѣйствительно, было три самовара, и при желаніи можно было расположиться совершенно по-домашнему.

Пансіонеры въ нашей гостиницѣ постоянно мѣнялись, но меньше сорока человѣкъ никогда не садилось за столъ.

Половина табльдота была занята англійскими и американскими дамами, которыя оставили мужей дома зарабатывать деньги, а сами уѣхали пользоваться итальянскимъ тепломъ и дешевизной. Онѣ укрѣпились въ лучшей гостиной и засѣдали въ ней каждый вечеръ, замыкая дверь на ключъ и услаждая свои досуги чтеніемъ изданій Таухница. Впрочемъ, нѣсколько рослыхъ, очень зрѣлыхъ дѣвицъ играли роль перебѣжчицъ и, за неимѣніемъ единоплеменниковъ, расточали свои улыбки молодымъ людямъ нѣмецкаго и шведскаго племени. Нѣмцевъ было довольно много, но они не держались въ Сорренто и тотчасъ же уѣзжали въ Капри, гдѣ подъ цѣломудренной сѣнью Круппа выросла и расплодилась цѣлая нѣмецкая колонія. Кромѣ нѣмцевъ и англичанъ, въ нашемъ пансіонѣ были французы и бельгійцы, испанцы изъ Южной Америки, даже армяне и сирійцы. Двѣ-три записи въ книгѣ отеля были выведены замысловатой восточной вязью, понятной только для посвященныхъ.