Собрание сочинений. Том I - [15]

 — было?! Он — был?! Поэтому я здесь: я чувствую, что тут правда кроется, и, может, именно вы-то ее и знаете, но я отрекаюсь от нее, заявляю: не верю правде! Возможно, именно из-за вас. Простите… Мне нужен Бог, чтобы «пощупать», — может, я по-другому и верить не стану! Да нет, конечно, и это неправда. Бога нет. Но Он будет, обязательно настанет и случится, — когда мне сделается плохо. Тогда я начну верить истово, возможно, даже больше вашего. Вера… — а что это, в сущности, такое: какой длины-ширины? Но я ощущаю ее в себе: висит обрывками-лоскутами, как старые тряпки. Облепило смятение — как грязь. «Счищу» ее… только чувствую: она и внутри… «облепила». А потом я думаю: у настоящей веры не может быть религии. Религии назначены, чтобы разъединять людей. Животные пьют из одного Источника. И несмотря на то, что в религии есть много полезного, нужного, в ней находятся еще люди истинно верующие, все-таки религия — разделитель, и нельзя ее воспринимать никак иначе. В вашей нищей церкви Бога нет, его приносят сюда люди, хранящие его в своей душе. Для чего вы им, люди маскарада? Христос не был христианином, он учил Любви, что все мы — дети Бога. Так скажите, какие могут быть посредники между отцом и сыном? Простите еще раз, мне стыдно за мои слова. Я вас люблю, и храм ваш люблю — мой храм. А что мне остается: я люблю и не верю. Чья-то козлиная бородка играет ветром в окошке, чьи это рожки?.. И — путает. Крутит-вертит душой моей… Но нет, не верю: слишком много золота на вас, слишком золотые!.. Заставьте меня поверить, я об этом молю! У вас выбора нет, по закону вашему библейскому записано: даже такого, как я, нужно из геенны огненной похитить — ваша любимая канитель. Вы, пожарник человеческих душ, — я пришел искусить вас ересью своей, чтобы доставить вам удовольствие видеть меня раздавленным, а потом спасенным вами. Ничего, сейчас я такое расскажу, что вы быстро откажетесь от своих глупых идей. Нет, они не глупые, но со мной не действуют. Только вам одному и открою всю тошноту — сейчас вас заблюю!

Знаете, какую катастрофу выдумывал!.. Боже!.. — Адам как-то испытующе посмотрел в глаза священника, «искал» что-то. — Свет мой, икона моя… плохо мне — умираю ли?.. Ответьте мне: это ли смерти лик?! Каждое утро просыпаюсь: лежу я, сдохший, в сладкой истоме, в блевоте сегодняшней ночи, в поту; за тонкой стенкой, в полудреме, слышу я мелкий, семенящий шаг: это гадкий суккуб хозяйничает на моей кухне, кухарит. Она, что ходит там, — таракан; голая, ничтожная падаль. А я — падальщик: клевал ее, — вкусно-то как! — рвал куски посочнее! Обжирался протухшей плотью, теперь аж живот сводит… и там, ниже… Слюной капал, лгал и кривлялся ей прямо в рожу. Да с одним лишь резоном:

Лижут в очередь кобели

Истекающую суку соком.6

Крест на мне горит, в самое сердце вжигается. Разогнался, довел себя до восторга; а теперь плохо, плохо мне… Заразные крысы во мне: бегают под кожей по рукам и ногам — ищут, в брюхе кишками играют, пируют; все душу нюхают, чтобы и ее употребить.

Вижу: входит в комнату мой демон, смотрю на нее прямым взглядом — читаю. Она растягивает губы — червями улыбается, которые из пасти ее извиваются-падают. Стало быть, и она чертом куплена. Ни в браке, ни в святой тишине, ни под сенью креста увлекалась она движением страсти; не по-человечески — по-звериному, с извращениями! Вот оно, эдемское яблоко: «Потому что я в скверне моей до конца хочу прожить, было бы вам известно. В скверне-то слаще: все ее ругают, но все в ней живут, только все тайком, а я открыто». Смутился духом… скверное совершил, поддался искушению — у божья глаза.

Рассказал ей все и целиком, весь свой грех открыл, покаялся, что не от Бога это, но по слабоумию какому-то сделано. Так она, червивая, взялась жалеть меня, до правды доискиваться, психологию читать. Где та психология, что душу из геенны вырывает, — есть такая наука?! Сидит на кроватке, в комнатке незнакомой, и читает: грамотно так, с расстановкой, — знает свое дело; видно, себе читает. Взбесился: нет, кричу, пропащий я, ко мне даже прикасаться нельзя — заразен; сладострастник — таковский я! Последнее, что было человечье, этой ночью заложил ростовщику с рогами — цену назначил! Так душа моя ушла без торга, а вместо нее теперь то самое яблочко эдемское. Только замру, прислушаюсь… а там уже точит кто-то, обжорствует: хрум… хрум… хрум…

«Душа закончилась»!

Гляжу на дуру покрывальную — не понимает. Прогнал ее. Самого себя вместе с ней прогнал. Мог бы, вытащил бы себя наизнанку — не могу, не умею!.. Ты не наказываешь, Господи, ты учишь меня. Но когда же это смятение кончится?!.. Когда черви изъедят Царство Твое во мне, когда перестанут помещаться, — что тогда?..

Плохо мне…

Где же Христос?!

Нет, все одно: Любовь — основа всего. Половой экстаз без Любви — только насилие, то есть преступление. Преступники, убийцы души своей, пусть нас помилует Господь, простит за все прегрешения наши, милостью своей успокоит. Пусть воссияет истина в наших сердцах!

Но это после!.. А пока… — ведь не видно! — я хочу вот эту, и вон ту тоже — всех хочу и разом. И даже иногда фантазирую до умопомрачения. Как плохо, что не могу разделиться, сделаться множеством и совершать это одновременно со всеми: со всем живым и неодушевленным — получать космический оргазм. Выворачивает от самого себя. Какая же гнида! [Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну]. Воздвиг я стену: мне ее не одолеть, не сбежать! Вот и цена чистоты, целомудрия, — темница, в которой заточил я все самые любимые свои пороки. Кто-то твердил, будто бы стена не нужна — «рушь ее к чертям, бери „для здоровья“, пользуй». Что ж это за здоровье такое, люди?! Мы — сумасшедшие?!.. Что же это происходит, батюшка, вас я спрашиваю?! А ведь больше всего сами женщины уговаривают: намеками, жестами, «играми лица», одеждой, даже порой в наглую — словами. Столькие пытались сбить меня с позиции моих убеждений, что я одно время и сам уверовал, будто есть в этом правда: «В здоровом теле здоровый дух» — все люди так, и я даже одобрять себя начал. Ну не может же столько людей ошибаться! Это же страшно!.. А надо запомнить: тело нежится — душа спит.