Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [56]

Как музыку, я всюду чутко слышу

Всплеск рыбы, всполох птицы на гнезде,

И даже то, как ласточка за крышу

Заденет, чтоб напомнить о себе.

Не для того, чтоб музыку нарушить,

Осенний ветер прячется в трубе.

Из всех умений — есть уменье слушать,

Я за него признателен судьбе!

1965

* * *

Что поэту дается от бога?

Очень мало и очень много!

Сердце чувствующее, живое,

Не лукавое, не кривое,

Пламенеющее, горящее,

Словом, самое настоящее.

Он не барин, не соглядатай,

Он рабочий с рябым лицом,

Добровольно идет в солдаты

Бить неправду своим свинцом.

Пулемет его содрогается,

Сутки целые отдыха нет.

Только так ему полагается,

А иначе поэт — не поэт!

Что за это в награду дается,

Кроме ссадин и синяков?

Ничего! Но поэт остается,

Как живая легенда веков!

1965

Памяти Есенина

На Ваганьковском кладбище осень и охра,

Небо — серый свинец пополам с синевой.

Там лопаты стучат, но земля не оглохла —

Слышит, матушка, музыку жизни живой.

А живые идут на могилу Есенина,

Отдавая ему и восторг и печаль.

Он — Надежда. Он — Русь. Он — ее

                 Вознесение,

Потому и бессмертье ему по плечам.

Кто он?

Бог иль безбожник?

Разбойник иль ангел?

Чем он трогает сердце

В наш атомный век?

Что все лестницы славы,

Ранжиры и ранги

Перед званьем простым:

Он — душа-человек!

Все в нем было —

И буйство, и тишь, и смиренье.

Только Волга оценит такую гульбу!

Не поэтому ль каждое стихотворенье,

Как телок, признавалось:

— Я травы люблю!

И снега, и закаты, и рощи, и нивы

Тихо, нежно просили: — От нас говори! —

Не поэтому ль так охранял он ревниво

Слово русское наше, светившее светом зари.

Слава гению час незакатный пробила,

Он достоин ее, полевой соловей.

Дорога бесконечно нам эта могила,

Я стою на коленях и плачу над ней!

1965

* * *

От модности не требуйте народности,

Народность — это почва, это плуг.

И только по одной профнепригодности

Решаются ее освоить вдруг.

Народность не играет побрякушками

И чужероден ей любой эрзац.

В ней золотом сияет имя Пушкина,

Ее не так-то просто в руки взять.

Народность — это тара тороватая,

Наполненная тяжестью зерна,

Народность — это баба рябоватая,

Которая земле своей верна.

Народность циркачам не повинуется,

Она для них — бельмо, живой укор.

В ней Данте, Пушкин, Гете соревнуются, —

Что мода для таких высоких гор!

1965

* * *

Ревновать поэта невозможно,

Бесполезно это, как ни кинь.

Надо просто очень осторожно

Говорить: — Мой милый, чуть остынь!

Ну, пойми, что это не богиня,

Не Камея, даже не Кармен.

Погляди вокруг, идут другие,

Много лучше, краше — встань с колен!

Ревновать поэта просто глупо,

Это всю вселенную смешить,

Это все равно что из тулупа

Для невесты платье к свадьбе шить.

Все в поэте — людям. Только людям!

Он для них волшебная гора.

Мы ему по-ханжески не будем

За любовь давать выговора.

1965

* * *

Душа, как линия прямая,

Как стонущие провода,

Идет проспектом Первомая,

Поет о радостях труда.

Кладите на крутые плечи

Мешки, рогожки и кули,

Не уклонюсь я — честно встречу —

И не согнусь — я сын земли.

Я сын отца, который тоже

На деле, а не на словах,

Всем существом своим, всей кожей

Любил трудиться на полях.

Душа моя, как подорожник,

Пыльцой лиловою звенит.

Я сын земли. И, как художник,

Я не могу ей изменить!

1965

* * *

Я видел Русь у берегов Камчатки.

Мне не забыть, наверно, никогда:

Холодным взмывом скал земля кончалась,

А дальше шла соленая вода.

Я видел Русь в ее степном обличье:

Сурки свистели, зной валил волов,

На ковылях с эпическим величьем

Распластывались тени от орлов.

Я видел Русь лесную, боровую,

Где рыси, глухари-бородачи,

Где с ружьецом идут напропалую

Охотники, темней, чем кедрачи.

Я видел Русь в иконах у Рублева —

Глаза, как окна, свет их нестерпим,

Я узнавал черты лица родного,

Как матери родной, был предан им.

Ни на каких дорогах и дорожках

Я, сын Руси, забыть ее не мог!

Она в меня легла, как гриб в лукошко,

Как дерево в пазы и мягкий мох.

Она в меня легла всей нашей новью,

Всей дальностью дорог и дальних трасс

И той неиссякаемой любовью,

Которая дается только раз.

1965

Крапива

Наша русская крапива

Очень добрая крапива!

Обожжешься — ненадолго,

И простишь ее за это.

От тропической крапивы

Ноги сводит в лихорадке,

Кровь течет без останову,

А отсюда делай вывод:

— Человека ей не жалко!

Наша русская крапива

Обожжет и пожалеет,

Кости в бане пораспарит!

Вот бы в тропики такую,

Все бы людям было легче!

1965

* * *

Сердце катится, как горошина,

Через просеку, через гать.

Помогите мне, люди хорошие,

Все хорошее увидать.

Доведите до тихой деревеньки,

До седатого мудреца.

Вяжет он вдохновенные веники,

Мечет мудрые взгляды с крыльца.

— Здравствуй, дедушка! —

             Тихо поклонится,

Свесит бороду с темных перил.

— Где же притчи твои и пословицы?

— Вместе с бабкой в могилу зарыл.

И нахмурится и затучится,

И дымком задымит голова.

     — Побеседуем?

            — Не получится!

— Что так, дедушка?

          — Спят слова!

Дальше двинусь

То полем, то по лугу,

Где осока и белоус.

Ну, а самое главное — по людям,

Я от них красоты наберусь!

1965

Раздумья у Мавзолея

На ленинском мраморе снег отдыхает,

Он послан с далеких планет.

И кажется — снег потихоньку вздыхает,

Что Ленина нет.

Снежинки касаются мрамора нежно

И тихо грустят.

Но что тут поделаешь — смерть неизбежна,

А годы летят!

А время, как маятник, тихо шагает,