Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [55]

Шрифт
Интервал

Если жизни цепное дыхание
Каждый миг объявляет: — На старт!
Сосны снова весенние свечечки
Собираются зажигать.
Я желаю им по-человечески
Красоты, высоты достигать.
Не учебник природа, не справочник —
Мать, кормящая всех молоком.
Не ругай меня, милая травушка,
Что тебя я топчу каблуком.
Нагибаю черемуху белую,
Говорю: — Дорогая, прости,
Ничего я с тобою не сделаю,
Как цвела, так и будешь цвести!
1965

* * *

Леса мои!
Сосны, березы, осины,
Считайте меня
Близким родичем, сыном.
Приеду в деревню —
Скорее в лесочек.
Сорву для начала
Зеленый листочек.
Аукну —
И лес мне тотчас
Отзовется.
— Здорово! — кричит
И по-свойски смеется.
Сажусь на пенек,
Ставлю ухо на по́слух,
Сижу среди леса,
Как мудрый апостол.
И каждая травка —
Родная сестричка,
Зовет меня в царство
Лесное постричься.
А в нем муравьи,
Как лесные монахи,
И каждый работает
В рыжей рубахе.
Леса мои!
Посвист ветровый и вольный,
Стою на опушке
У ног белоствольных.
Березки ветвями
Мне плечи ласкают.
И ноги корнями
К земле прирастают!
1965

* * *

Зимушка! Птица моя белоперая,
С полетом таежных, саянских саней!
Давай-ка с тобою по-честному, поровну
Считать и твоих и моих соболей.
Давай-ка с тобой горностаев поделим,
И зайцев, и рыжих лисиц, и куниц,
И наших любимых мехами оденем,
Чтоб роскошь и щедрость не знала границ.
Не думай, что я тунеядец с Арбата,
Что главный маяк для меня — «Метрополь»,
Всего я хлебнул в этой жизни когда-то,
Она, как ямщик, меня била повдоль.
Спина от ударов моя задубела,
Я падал, я плакал, я шел на метель.
Душа моя! Как же ты не огрубела,
Сумела сберечь и весну и капель?
Зима моя! Белая чудо-невеста,
Взмахни лебединою силой своей,
Назначь мне свиданье у зимнего леса
И дивною сказкой на душу повей!
1965

Сибирячка

Так глазницы твои пропилены,
Так срослись твои брови — тайга,
Что хохочут и охают филины
И шарахаются снега.
По твоим припорошенным пяткам
И по азимуту очей
Я пойду за тобой, азиатка,
В преисподню сибирских ночей.
Как мне нравится нос горбинкой,
Шубка беличья, девичий смех,
Мне одною свинцовой дробинкой
Угодить бы в твой беличий мех.
Ты спускаешься стежкою зимней
К покоренному Иртышу.
Так мне нужен твой порох бездымный,
Что догнал тебя и не дышу.
Пусть собаки сибирские лают,
Пусть хватают за икры на льду,
Пусть на каторгу посылают,
Все равно я тебя украду!
1965

Монолог победителя

Земля моя,
Милая Матерь!
Я больше не воин,
Я — пахарь,
Я — сеятель,
Я — ваятель,
Я весь для работы
Распахнут.
Я — плотник:
Щепа смоляная
Поет над моим топорищем,
Решительно
Вызов бросая
Окопам и пепелищам.
Я — зодчий.
Мой камень в растворе.
Я — каменщик,
Руки в известке.
С каким упоеньем
Я строю.
Я — труд.
Мне не будет износа.
Я — мир.
Покушаться не смейте,
Мой атом
Добру присягает.
С пастушьим рожком
На рассвете
Он мирно
Лугами шагает.
Сквозь каски
Трава прорастает,
Проходит,
Как пуля сквозная,
Вражда меж народов — растает,
Навеки исчезнет,
Я знаю!
А кто я?
Простой пехотинец,
Окопный защитник
Планеты.
С войны
Я принес вам гостинец —
Луну,
   тишину
      и рассветы.
И веру.
А что мы без веры?
Случайное сборище клеток.
Мои
Воевавшие вены
Набухли
Трудом пятилеток.
Чиста бесконечная млечность.
Над нашей землей,
Над громами
Единая человечность,
Единое пониманье.
1965

* * *

Гомер не знал о пылесосе,
Он пыль руками выбивал,
Но в каждом жизненном вопросе
Не меньше нас он понимал.
Адам и тот имел понятья,
Умел сомненья разрешить,
Он думал, а какое платье
Для Евы к празднику пошить.
Ликующий дикарь с дубиной,
Уйдя с охоты, вдруг смирел,
И, пробираючись к любимой,
Бросал дубину, брал свирель.
У самых древних, самых диких
Не пусто было в черепах,
И было поровну великих
И в наших и в других веках.
Отсюда вывод — будь скромнее
И знай, что в древности седой
Все люди были не темнее,
Чем те, что пиво пьют в пивной!
1965

Слово в день своего рождения

Жизнь меня била,
Жизнь меня мяла, как лен.
Вы посмотрите, —
Вот синяки с двух сторон.
Ломаны ребра,
Плечи потерты,
Сердце в крови.
Черные хлебы
С подовыми корками —
Торты мои!
Мама!
Печаль моя,
Ты во земельке сырой.
Не беспокойся,
Твой сын не сопьется,
Он труженик,
Мастеровой.
Фартук на нем —
Не передник разносчицы вин,
Грубый, пеньковый,
Для кузницы
И для равнин.
Мама!
Я у тебя проходил
Деревенский лицей.
Вся твоя лекция:
— Все что угодно,
Но только не пей!
— Ох, эти пьяницы!
Видела их на веку!
Если захочется пить,
Ты, сынок, к роднику!
Свежесть, прохладу
В ладонях скорее пригубь,
Светлые радости,
Счастье
К тебе прибегут.
Песни проснутся,
Начнут луговой хоровод,
Кудри завьются,
Твоя балалайка пойдет!
Смельство, весельство,
Душевность, открытость —
Все будет с тобой.
Только не пей,
Не губи себя,
Милый ты мой!
Мама!
Законом мне стал твой совет.
Не забулдыга я,
Не завсегдатай шалманов —
Трезвый поэт!
Слово твое,
Как священное знамя,
Несу я вперед.
Мне его дал твой родник,
И оно не умрет!
Как половодье,
Бушует, бурлит вкруг меня бытие.
Музыка жизни,
Музыка слова —
Вот пьянство мое!
1965

* * *

Меня природа слухом не обидела,
Я это не боюсь теперь сказать.
Не потому ль Евгения Родыгина
Я заставляю музыку писать?!
Баяны всей России мне знакомы,
Они спешат ко мне из всех углов.
Как хлеба просят сельские райкомы,
Так музыканты просят: — Дай нам слов!
Берите!
Не мое богатство это.
Мне мать слова дала и мой народ.
В них и поля, в них и зима и лето,
В них сокол правды злую нечисть бьет.

Еще от автора Виктор Фёдорович Боков
Наш Современник, 2008 № 09

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собрание сочинений. Том 2.  Стихотворения

В том вошли стихотворения 1960–1980 годов из книг: «Алевтина», «Три травы», «В трех шагах от соловья», «Ельничек-березничек», «Стежки-дорожки».


Стихи

Род. в д. Язвицы Московской обл. Родился в крестьянской семье, работал шлифовальщиком. Учился в Литинституте с 1934 по 1938 год. После был арестован и оказался в Гулаге, а затем в ссылке. Вернувшись, жил в бедности: "Я ходил месяцами с небритым лицом, вспоминал петербургские ночи Некрасова, я питался, как заяц, капустным листом, а меня покрывала и ржа и напраслина… Я ни разу. Коммуна, тебя не проклял — ни у тачки с землей, ни у тяжкого молота… Весь я твой! Маяковский и Ленин — мои!.." — он писал эти стихи о коммуне и, конечно, не знал, что именно Ленин подписал первый декрет о создании первого лагеря для политзаключенных, одним из которых стал сам поэт.


Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

В том вошли песни разных лет, поэмы, книга прозы «Над рекой Истермой» (Записки поэта).


Рекомендуем почитать
Курортник

Во второй том входят следующие произведения: «Кнульп», «Курортник», «Степной волк».Повесть «Курортник» (1925 г.) — плод раздумий писателя о собственной жизни, о формах и путях преодоления конфликта между Духом и природой, личностью и коллективом.Перевод с немецкого В. Курелла.Комментарии Р. Каралашвили.Герман Гессе. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Издательство «Северо-Запад». Санкт-Петербург. 1994.


О мышах и людях

В повести «О мышах и людях» Стейнбек изобразил попытку отдельного человека осуществить свою мечту. Крестный путь двух бродяг, колесящих по охваченному Великой депрессией американскому Югу и нашедших пристанище на богатой ферме, где их появлению суждено стать толчком для жестокой истории любви, убийства и страшной, безжалостной мести… Читательский успех повести превзошел все ожидания. Крушение мечты Джорджа и Ленни о собственной небольшой ферме отозвалось в сердцах сотен тысяч простых людей и вызвало к жизни десятки критических статей.Собрание сочинений в шести томах.


Робин Гуд

Роман Дюма «Робин Гуд» — это детище его фантазии, порожденное английскими народными балладами, а не историческими сочинениями. Робин Гуд — персонаж легенды, а не истории.


Царь-рыба

Самобытный талант русского прозаика Виктора Астафьева мощно и величественно звучит в одном из самых значительных его произведений — повествовании в рассказах «Царь-рыба». Эта книга, подвергавшаяся в советское время жестокой цензуре и критике, принесла автору всенародное признание и мировую известность.Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 6. «Офсет». Красноярск. 1997.