Со щитом и на щите - [33]

Хочешь не хочешь, приходится соглашаться. Если бы один Мишка шел, тогда б еще подумал. А то ведь весь класс! Вон и Вася Гаврильченко весело подмигивает, из-под парты коньки показывает…

Что поделаешь, придется браться за учебу всерьез со среды. Среда, четверг, пятница… На субботу рассчитывать не стоит, в субботу, пока доберешься домой — тут уже и спать пора… Зато в воскресенье целый день с утра до вечера — ого, сколько успеть можно!

— Так идешь?

— Пойду! Только смотри: коньки по очереди.

До чего же весело было на коньках! Лед как зеркало: мчишься, аж в ушах звенит. И девчата и парни: та упала, тот не смог остановиться — да головой в сугроб. А иной нарочно под ноги покатился: мала куча, большая лучше!.. Смех, писк, крик — век бы отсюда не уходить! И мороз — не мороз. Градусов двадцать, а то и двадцать пять, а нам нипочем! Щеки пылают, руки горят — и рукавиц не надо.

А когда солнце село и взошел месяц, то стало совсем как в сказке: снега синие-синие, а льдины черные. Скользишь что есть духу, и желтый месяц бежит перед тобой. Так бы и мчался, не останавливаясь вовсе.

Возвращались, когда уже совсем стемнело. И весь наш Верхний поселок как на ладони — огни, огни. То цепочками, то треугольничками, то кольцами. Будто кто-то взял и светляков понавешал.

Зашел в комнату, глянул на часы: опять одиннадцать! Хотя можно было и не смотреть, Федька уже спал.

На этот раз совесть меня не так мучила, как вчера: весь класс ведь за уроками не сидел. Даже наши круглые отличницы — Милка да Олька — и те от соблазна не удержались.

Завтра, как только уроки кончатся, бегу прямо домой. Сразу же засяду и до полуночи из-за стола не вылезу!

С этим твердым намерением и заснул.

И я бы все-таки засел за уроки и получил отличную отметку — одну, а то и две, если бы не Мила: попала ко мне на глаза со своею книжкой, будто ее кто-то специально подговорил. Я в тот день как раз дежурил: проветривал класс, следил, чтобы доска была чистой, поэтому не мог не заметить, что Мила — звонок не звонок — на перемену не выходит. Сидит как пришитая за партой, уткнулась носом в какую-то толстую книжку, ничего не слышит, ничего не видит.

Интересно, что это она там читает?

— Ты чего из класса не выходишь?

Едва оторвалась от книжки. Глаза затуманены, ничего не соображает.

— Что читаешь?

— «Агасфера».

— Интересно?

— Очень интересно!

— Дай посмотреть.

Мила неохотно протягивает мне книгу.

Эжен Сю, «Агасфер», перевод с французского. Издана еще до революции — где только ее Мила выкопала? Зачитана так, что некоторые листы совсем вместе не держатся — из книжки выпадают. Сразу видно, какая интересная: занудливые книги целы-целехоньки лежат.

— Дай почитать!

Мила жмется-мнется. Говорит, что книжка чужая, что ей самой дали всего на несколько дней и в субботу должна обязательно вернуть. Но мне уже кажется, что если не прочитаю «Агасфера», то помру.

— Смотри, чтобы не больше чем на два дня, — наконец сдается Мила. — Сегодня я закончу, а ты чтобы в пятницу принес. Успеешь прочитать?

— Успею… День и ночь читать буду!

Книжку нес домой, как драгоценнейшее сокровище, не вместе с учебниками, а на груди, под пальто. И если бы не зима, если бы не снег, и по дороге ее бы читал. Чтобы не тратить понапрасну такое дорогое сейчас время.

Дома отодвинул в сторону учебники, положил «Агасфера» на чистую газету и с головой нырнул в книгу.

Что это была за книжка, если бы вы только знали! Два дня как в тумане прожил.

Итак, изо всей недели только пятница и осталась. А что можно за один день сделать? Ничегошеньки! Так что не лучше ли начать с будущей недели? Прямо с понедельника!

Но моим благородным намерениям не довелось осуществиться и на следующей неделе: как раз в понедельник, будто назло, мы писали контрольную по тригонометрии. Из трех задач я решил только две, да и то в одной допустил ошибки. За что и получил посредственную отметку.

К тому же Мария Федоровна записала мне в дневник замечание: на уроке баловался. А я вовсе и не думал баловаться, только надул резинового чертика, который, если его выпустить из рук, плачет, как ребенок.

Я имел намерение, как только раздастся звонок и Мария Федоровна из класса выйдет, подкинуть его кому-нибудь из девчонок.

А Мишка вдруг хлоп меня по руке, чертик выскользнул и заголосил «уа! уа!» под ногами у учительницы.

Мария Федоровна в это время читала свой самый любимый отрывок из «Фата-Морганы», тот, где дожди и холодные, осенние туманы… Как раз в тот момент, когда она с трагедийным надрывом в голосе вопросила: «Где небо? Где солнце?», чертик и закричал ей в ответ, будто и он тосковал но небу и солнцу.

Класс тихонько смеялся, только мне было совсем не смешно.

В этот выходной мама возле печки не хлопотала — убедилась, наверно, что для меня пироги печь — только муку переводить. Да я и не был в претензии к маме, понимал, что сам виноват. Хотя если как следует разобраться, то никакой особой моей вины не было.

Ведь я так хотел стать отличником!

Последняя школьная глава

В нашем классе что ни ученик, то обязательно какое-нибудь новое увлечение. Мишка, например, больше всего любил стрелять: мечтал стать снайпером. Стоило ему увидеть мелкокалиберку — весь трясется. Ким собирал почтовые марки: как-то принес в школу три больших альбома. Каждая марка аккуратно наклеена, еще и папиросной бумажкой прикрыта. Показывал сам — не позволял и пальцем притронуться. Калюжный поначалу бегал на лодочную станцию, а с девятого поступил в футбольную команду. И когда осенью — мы уже в десятом были — наша школьная команда завоевала первенство и ее фотографию поместили в районной газете, он и вовсе задрал нос. Ходит — на нас и не глянет. И все, что бы ни валялось на пути, обязательно ногой поддаст. Как-то я книжку уронил, так он и ее запузырил под самый потолок.