Сны света. Глубинная дневная практика осознанных сновидений - [49]

Что же происходит? Как вообще воспринимаются образы сновидений? Когда субъект устранён, но объект и сознание остаются, нам приходится сделать тонкий, но поразительный вывод: объект равен сознанию. Объект знает себя. Нет того, кто видит сон. Сновидение рефлексивно осознанно.

Мы снова вернулись к светоносности – свету ума, озаряющему и знающему себя. Остановитесь и задумайтесь обо всём этом, ведь скоро это размышление пойдёт ещё глубже.

Поскольку иллюзии субъекта и объекта совозникают, одно не может быть без другого: независимо существующего образа также не существует. Если нет ни субъекта, ни объекта, нет и сознания, которое их соединяет. Согласно окончательному анализу, мы даже не можем сказать, что объект равен сознанию, поскольку наше определение сознания двойственно: мы всегда сознаём что-то (и поэтому теряем сознание, когда в глубоком сне без сновидений проявляется ни-что).

На самом деле мы даже не можем говорить об «объекте», поскольку его нет. Есть лишь недвойственное осознавание, освещающее себя в мнимой форме объекта, в данном случае ментального объекта, или образа сновидения[136].

Теперь попробуйте применить это же исследование к мыслям. Приглядитесь к своему уму. Можете ли вы найти того, кто думает? Кто воспринимает или знает ваши мысли? Нет никакого гомункула, никакого человечка внутри, который наблюдал бы игру вашего ума. Мысли возникают без того, кто думает.

Наконец, примените это исследование к вещам. Возьмите это прозрение и выведите его «наружу». Присмотритесь и проверьте, сможете ли вы найти того, кто воспринимает внешний мир. Для этого размышления вам придётся действительно остановиться. Того, кто воспринимает, невозможно найти. Не верьте мне на слово. Посмотрите. Нам кажется, что «снаружи» что-то есть, однако пристальный взгляд обнаруживает иллюзорность этого. (В третьей части данной книги мы займёмся иллюзией внешнего, трюизмами «плотности» и «независимости», которые на самом деле не такие уж истинные.)

Подобные размышления делают возможным более глубокое понимание того, как пробуждённые существа знают кажущийся внешним мир. Иными словами, когда вы в один прекрасный день пробудитесь духовно и посмотрите на свою реальность бодрствования, вы сделаете поразительное открытие: нет ни «я», ни «другого», ни разделяющего их сознания. Индийский философ Кришнамурти сказал: «Реальность есть лишь тогда, когда ум полностью свободен от… переживающего и переживаемого».

Прямо сейчас, когда мы захвачены первичным сновидением так называемой реальности бодрствования, а значит, неосознанны, большинство из нас считают с точностью до наоборот: что снаружи есть объект, здесь есть субъект, а также есть некое сознание, соединяющее их. Это наш обычный двойственный (загрязнённый) способ восприятия. Это ошибочное восприятие мучит тех, кто по-прежнему блуждает в первичном сновидении, по-прежнему спит в двойственности (сансаре). Однако после духовного пробуждения, видя мир с точки зрения ума ясного света, вы будете оглядываться на проявления бодрствования точно так же, как сейчас оглядываетесь на проявления сновидений. Вы осознаете, что эта двойственная форма восприятия является ошибочным, очень ограниченным и фундаментально ложным способом видения и знания. Мастер индийской философии недвойственности Шанкара сказал: «Если вы говорите, что переживание зависит от переживающего, мы отвечаем, что, согласно нашему воззрению, переживание и есть переживающий». Эту мысль продолжает Кришнамурти:

В тот первый день, когда я был в этом состоянии [сильной боли] и яснее сознавал своё окружение, у меня возникло… совершенно необычайное переживание. Там был человек, который ремонтировал дорогу; этим человеком был я сам; киркой, которую он держал, был я сам; тот камень, который он ломал, был частью меня; хрупкая травинка была самим моим существом, и дерево рядом с человеком было мной самим. Я почти что чувствовал и думал как дорожный рабочий. Я чувствовал ветер, проносившийся сквозь дерево, и крошечного муравья на травинке. Птица, пыль и даже шум – всё это было частью меня. Вдруг неподалёку проехала машина: я был водителем, двигателем и шинами; пока машина удалялась от меня, я удалялся от себя самого. Я был всем – или, скорее, всё было во мне. Неживое и живое, гора, червяк и всё, что дышит[137].

Кристофер Хэтчелл называет это чистое восприятие мира «тантрической эпистемологией, пытающейся утвердить возможность таких моделей восприятия, которые не соответствуют двойственному субъектно-объектному формату». Он пишет, что в такой эпистемологии «объекты, воспринимаемые умом, – не что иное, как экстернализация умом самого себя». Согласно воззрению дзогчен, высочайшей формы знания в тибетском буддизме, «окружающие нас кажущиеся плотными внешние объекты – на самом деле своего рода уплотнённое знание»[138].

Хэтчелл связывает эту головоломную тему с сиянием ума ясного света, основы реальности, которое затемняется (субстратом), порождая двойственные проявления нашего мира:

Считается, что все существа, объекты и проявления мира возникают из «основы» (gzhi)