Снежная слепота - [30]

— Кажется, вы отложили премьеру.

— Да, другого выхода не было, надо дождаться похорон.

— Вы хорошо знали Хрольвюра?

— Довольно хорошо. Он был человеком другого поколения, хотя границы с возрастом стираются, — сказал он с улыбкой. — Мы оба были в пенсионном клубе.

— Бедолага, надо же было ему грохнуться с лестницы…

Ульвюр кивнул, посмотрел на небо.

— Похоже, снег пойдет, — сказал он.

— Вероятно, вы были одним из последних, кто говорил с ним до несчастья? — Ари попытался придать своим словам небрежность.

Ульвюр ответил не задумываясь:

— Да, это верно… У нас были мелкие разногласия по поводу сценария, и пришлось внести кое-какие изменения — иногда это бывает полезным, хотя, конечно, неприятно что-то менять на финишной прямой. Когда все ушли на ужин, мы еще разговаривали. У него, как всегда, были хорошие предложения. И он был здоровехонек… — Ульвюр остановился. — Пожалуй, это не очень корректно сказано.

— Значит, вы хорошо ладили, верно?

— Да, неплохо. — Он еще раз посмотрел на небо, словно ждал, когда наконец упадет первая за день снежинка.

Недалеко от них в ванну погрузилась молодая женщина, не поздоровавшись ни с Ари, ни с Ульвюром.

Ари как раз собирался спросить про алкоголь, много ли выпил Хрольвюр, но, конечно, к разговору на такую тему женщина может проявить интерес. А это стало бы материалом для сплетен целого города. Скорее всего, она была местная, а не туристка, — в это время года, когда город окутан снегом и тьмой, а дороги смертельно опасны, туристов тут мало. Прогноз тоже был плохим, Ари вроде слышал об этом мимоходом. Он перестал обращать внимание на прогнозы после переезда на север, поскольку погода все время была ненастной, без изменений.

— Характер у него был непростой, верно?

— М-да… Может быть, может быть. — Ульвюр снова посмотрел на небо.

Ари не устоял перед искушением:

— Как я понял, в пятницу у вас была ссора.

Беззаботный тон Ари Ульвюра не обманул.

— Откуда вы это взяли, черт возьми? — И тут же сделал попытку встать. Упала первая снежинка, пушистая и мягкая. — Это что же, допрос, так?

Ари ничего не сказал, только улыбнулся и взглянул на молодую женщину. Выражение ее лица оставалось неизменным, — ну не для того же она пришла в бассейн с термальной водой, чтобы подслушивать чужие разговоры?

Ульвюр ушел. Под плотной завесой белого снега все вокруг потемнело. Ари глубоко вдохнул и поторопился отогнать от себя ощущение удушья.

Глава 22

Сиглуфьордюр, понедельник,

12 января 2009 года

Когда они встретились рано утром на Ратушной площади, Пальми Пальссон был доволен, что Ульвюр поприветствовал его только кивком. Пальми продолжил путь через площадь и спустился к набережной, по своему обычному маршруту для утренней прогулки. Это была привычка, которая выработалась с тех пор, как он оставил преподавательскую работу три года назад. Ему тогда устроили торжественное прощание. Это было в пятницу, в последний день семестра, когда весна пришла практически повсюду в Исландии, кроме Сиглуфьордюра. На склонах гор было довольно много снега — до лета еще далеко, но его было недостаточно, чтобы кататься на лыжах. Пальми был увлеченным лыжником даже в свои семьдесят три года.

Семьдесят три года. Он с трудом мог в это поверить. Со здоровьем все было в порядке, знакомые и друзья удивлялись: «Тебе ведь не дашь больше шестидесяти, Пальми, дорогой, как это тебе удалось?» Конечно, он знал, что это ложь. Волосы у него совсем поседели, хотя выглядели они благородно. Когда Пальми смотрел на себя в зеркало, то понимал, что он далеко уже не молод, проглядывают прожилки на коже, щеки запали. Мать его не дожила и до шестидесяти семи, внезапно скончалась от инсульта. В молодости Пальми переживал, что у него будет такая же судьба, но со временем освободился от этих страхов. Когда мать умерла, летом 1983 года, он уже давно преподавал в школе. Мать жила в старом доме рядом с площадью и не хотела переезжать к Пальми, который купил себе коттедж на Хваннэйрарбройт с видом на фьорд.

Хорошие гены перешли к нему, видимо, от отца, хотя тому и выпала не очень долгая жизнь: он умер от туберкулеза в возрасте двадцати четырех лет. Пальми всегда чувствовал связь с отцом, хотя и не помнил его. У него сохранилось несколько совместных фотографий, снятых в 1936 и 1937 годах. Отец ушел из семьи и отправился искать приключения в Дании — Пальми тогда не было и года. Он оставил в Сиглуфьордюре жену с ребенком, тем не менее Пальми никогда не слышал ни одного дурного слова о нем от своей матери. «Ему нужна свобода», — сказала она однажды. Ее отношение к отцу передалось и ему, Пальми всегда тепло вспоминал о нем. Похоже, именно этого и хотела его мать. Она любила его отца, во всяком случае какое-то время.

Вряд ли ей было легко, когда она осталась одна с маленьким ребенком на руках, около далекого фьорда на севере страны в очень трудное время. Отец вскоре заразился туберкулезом в Копенгагене и умер молодым через несколько лет после переезда.

В школе Пальми очень любили. Он был добросовестным учителем и проводил лето, забираясь высоко в горы и гуляя по холмам. За границей он был всего три раза, каждый раз в школьных поездках с учениками. Пальми никогда не испытывал сильного желания исследовать мир, что, как ему представлялось, он унаследовал вместе с генами своей матери. Она была весьма непритязательной и всю жизнь экономила, берегла каждую крону. Для Пальми стало большой неожиданностью, когда после ее смерти обнаружилось, что ее сбережений едва хватило на похороны.