Снежинка - [43]

— Ты про меня или про Шинейд?

— В последнее время вас все сложнее различить.

— Спасибо за комплимент, — сказала мама. — Эта женщина — гений.

Я попыталась сменить тему^.

— А вы знаете, что тут раньше работала Лиза О’Нил?

— В «Бьюлисе»?

— Ага.

— Вот это я понимаю талант, — заметил Билли.

— Кто это такая? — спросила мама.

— Тебе бы понравилась Лиза О’Нил, мам.

— Мейв с недоверием относится к музыке, которую никогда не слышала, — сказал Билли. — Она предпочитает музыку покойников.

— Неправда.

— Еще как правда. Моцарт, Бах, Люк Келли...

— Шинейд О’Коннор жива, и я сама ее нашла.

— Можно подумать, она была никому не известной певичкой. В девяностые «Ничто не сравнится с тобой» заиграли по радио до смерти. Ее несчастная лысая головенка плакала по телику в каждом пабе.

* * *

По пути к Генри-стрит Билли заметил билборд и принялся на него ругаться. Это была агитация против молочного животноводства. Постер изображал корову, вылизывающую своего теленка. За надписью «Молочная индустрия отнимает малышей у матерей» следовал призыв под знамена #ВыбирайВеганство.

— А что вы нам, суки, предлагаете? — ревел Билли. — Оставлять теленка при корове, пока он не вырастет и не начнет крыть собственную мамку? Так, по-вашему? Плодить инбридных уродов, как в королевских семьях? Чтобы у коров вымя разрывалось от мастита? А?

— Билли, — сказала я, — не обращай внимания.

Мама пихнула меня локтем.

— Мы вот-вот пройдем мимо почтамта. Это его успокоит.

* * *

Дублинская игла маму не впечатлила.

— И Джойс рядом с ней похож на карлика. — Она неодобрительно поцокала языком, шагнув к обледенелой статуе. Джойс задрал нос и оперся на трость. Ладонь его лежала на бедре, шляпа была сдвинута набекрень. Мама взирала на него снизу вверх.

— Любовь, любовь, любовь моя, я одна без тебя, почему?

Мы с Билли переглянулись.

— Вот где можно пожрать на славу. — Билли кивнул на вращающуюся дверь кафе «Кайлмор».

— Мам, так что ты хотела купить? — спросила я.

— Мне нужна новая обувь, чтобы идти ко всенощной.

— Отлично, нам будет где поискать, — сказала я, увлекая ее прочь от статуи.

После полуторачасовых колебаний мама купила в обувном отделе универмага «Арноттс» пару сапог — черные кожаные ботильоны на невысоком каблуке и с золотыми пряжками. Она переобулась прямо в магазине и прошагала в них пол-улицы. Потом сморщилась, сняла их и объявила, что хочет вернуть.

Продавщица пришла в ярость.

В следующем магазине мама сняла туфли и принялась бродить босиком, рассматривая товары. Мы уже подустали. Билли помрачнел. Заходить в другие магазины он отказался и вставал у входа, скрестив руки на груди и беседуя с охранниками.

Я заметила серебряные сапоги на шнуровке, которые Ксанта, по ее словам, купила в благотворительном секонд-хенде за десятку. Эта пара стоила сто сорок пять евро. В самый раз для рейва на Луне.

Когда я обернулась, мамы рядом не было, остались только ее туфли. Далеко уйти она не могла. Я еще минул десять бродила по магазину, дожидаясь, пока она появится.

* * *

Наконец я вышла к Билли с мамиными туфлями в руках. Он беседовал с до боли общительным мужчиной из «Эмнести Интернэшнл», одним из людей в желтых куртках, которых я научилась избегать.

— Дебби! Ты ни за что не догадаешься, кто этот человек. Мы с ним родственники!

— С тобой ее тоже нет, — сказала я, чувствуя, как голова начинает идти кругом. — Билли, кажется, я ее потеряла.

Дядино лицо вытянулось:

— Мейв?

— Голубчик, она твоя дочь? — спросит мужчина в желтой куртке. — Обратитесь на информационную стойку в универмаг «Дебнемз», и ее имя объявят по громкой связи.

Спустя два часа и обойдя пять информационных стоек, мы нашли маму на Мур-стрит. Она лежала в дверном проеме, обнимая бездомного подростка. Билли схватил ее за шиворот, пытаясь поднять, но она застегнулась в спальный мешок вместе с мальчиком. Мальчик застонал, закатив глаза.

— Простите, простите! — Мама извинялась, словно уснула в церкви или проспала мессу.

Я предложила надеть на нее туфли, но Билли сказал, что не надо.

— Сюда она и без них добралась.

По дороге домой все молчали. Я проверила телефон. На нем высветилось сообщение от Ксанты:

«Надеюсь, вы с мамой и Билли классно провели этот денек. Вы все это заслужили.»

Билли заехал во двор. Когда мы вышли из машины, он спросил:

— Как по-вашему, Святой Пэт вернет мне деньги?

Я решила, что он шутит, но тут мама заплакала.

— Гребаная херня! — заорал он на нее. — Ты гребаная психичка! — Он плюнул ей в лицо. — Как меня задолбало все это дерьмо!

— Мы все устали, — сказала я. — Время позднее. Пожалуйста, давайте просто пойдем спать.

* * *

Я уложила маму в кровать и поставила на тумбочку стакан воды.

— Хочешь, я останусь с тобой? — предложила я.

Подбородок у нее дрожал.

— Если не трудно.

Я забралась к ней в постель.

— Не выключай свет, — попросила она, обняв меня за талию и положив голову мне на грудь.

— Мам, зачем ты это сделала?

Она вздохнула.

— Когда вы приехали, чтобы забрать меня из клиники, мне хотелось провести нормальный, приятный день в городе со своей семьей. Я предвкушала его. Я была к нему готова. Я представляла, как мы попьем кофе в «Бьюлис», пройдемся по магазинам...