Снег - [153]

Поезд, набирая скорость, еще раз издал гудок. В этот момент Ипек и Тургут-бей вышли из отеля «Снежный дворец» и направились к Национальному театру. «Поезд отправляется», – сказал Тургут-бей. «Да, – ответила Ипек. – Дороги скоро откроются. Губернатор и начальник гарнизона вернутся в город». Она сказала еще о том, что так закончится этот глупый военный переворот и все вернется на свои места, но сказала она все это не потому, что считала важным, а потому, что чувствовала: если будет молчать, отец заподозрит ее в мыслях о Ка. Она и сама точно не знала, насколько она думает о Ка, а насколько о смерти Ладживерта. В душе она чувствовала сильную боль оттого, что упустила возможность стать счастливой, и огромный гнев на Ка. Она мало сомневалась в причинах этого гнева. Обсуждая со мной четыре года спустя в Карсе, без особого желания, причины своего гнева, она испытает сильное смущение из-за моих вопросов и подозрений и скажет мне, что после того вечера сразу поняла: продолжать любить Ка стало почти невозможно. Пока поезд, увозивший его, гудел и покидал город, Ипек испытывала лишь разочарование, возможно, еще и некоторое удивление. Теперь ее гораздо больше мучило то, как разделить свое горе с Кадифе.

Тургут-бей по молчанию дочери понял, что она переживает.

– Весь город словно покинут, – сказал он.

– Призрачный город, – сказала Ипек только для того, чтобы не молчать.

Перед ними проехал конвой из трех военных автомобилей и завернул за угол. Тургут-бей сказал, что эти машины смогли приехать, потому что дороги открылись. Отец с дочерью, чтобы отвлечься, посмотрели на огни проезжавшей перед ними и исчезавшей в темноте колонны. Согласно исследованиям, которые я провел позднее, в среднем фургоне находились тела Ладживерта и Ханде.

В неровном свете фар только что проехавшего джипа Тургут-бей увидел, что в витрине редакции газеты «Серхат шехир» вывешивают завтрашнюю газету; он остановился и прочитал: «Смерть на сцене. Известный актер Сунай Заим убит выстрелом во время вчерашнего вечернего представления».

Прочитав статью два раза, они быстро пошли к Национальному театру. В дверях стояли все те же полицейские машины, а чуть поодаль, на спуске, виднелась тень того же танка.

При входе их обыскали. Тургут-бей сказал, что он «отец главной актрисы». Началось второе действие, и, отыскав в самом последнем ряду свободные места, они сели.

В это действие все-таки вошли некоторые шутки и веселые сцены, на умение подавать которые Сунай потратил годы. Фунда Эсер даже немного потанцевала с таким видом, будто сама смеется над тем, что делает. Но настроение пьесы стало очень тяжелым, в театре стояла тишина. Кадифе и Сунай теперь часто оставались одни на сцене.

– И все же вы должны объяснить мне, зачем вы покончите собой, – сказал Сунай.

– Этого никто не может знать точно, – сказала Кадифе.

– Как это?

– Если бы кто-нибудь мог точно знать, почему он совершает самоубийство, если бы он мог ясно объяснить эту причину, он бы не покончил с собой, – сказала Кадифе.

– Не-е-ет, это совсем не так, – сказал Сунай. – Некоторые убивают себя из-за любви, другие не могут вытерпеть побои мужа или бедность.

– Вы очень просто смотрите на жизнь, – сказала Кадифе. – Вместо того чтобы убивать себя из-за любви, можно немного подождать, и любовь станет меньше. И бедность не является достаточной причиной для того, чтобы совершить самоубийство. Вместо того чтобы кончать с собой, можно бросить своего мужа или же сначала пойти и попытаться где-нибудь украсть деньги.

– Хорошо, а в чем же настоящая причина?

– Настоящая причина всех самоубийств, конечно, гордость. Женщины, по крайней мере, убивают себя из-за этого!

– Из-за того, что гордость страдает от любви?

– Вы совсем ничего не понимаете! – сказала Кадифе. – Женщина убивает себя не из-за того, что страдает ее гордость, а для того, чтобы показать, какая она гордая.

– Ваши подруги поэтому убивают себя?

– Я не могу говорить от их имени. У каждого человека есть свои причины. Но всякий раз, когда я думаю о том, чтобы убить себя, я чувствую, что они думают так же, как я. Момент самоубийства – это время, когда женщина одинока и когда она лучше всего понимает, что она женщина.

– Вы подтолкнули своих подруг на самоубийство этими словами?

– Они покончили с собой по своему собственному решению.

– Все знают, что здесь, в Карсе, ни у кого нет своей собственной свободной воли, все ведут себя так, чтобы избежать побоев, чтобы примкнуть к какой-нибудь группе и защитить себя. Признайтесь, Кадифе, что вы с ними втайне договорились и навязали женщинам мысль о самоубийстве.

– Но как такое может быть? – спросила Кадифе. – Они стали еще более одинокими, совершая самоубийство. От многих из них отказались родители, потому что они покончили с собой, над останками некоторых из них даже намаза не совершили.

– И вы сейчас убьете себя для того, чтобы показать, что они не одиноки, что это общественное действие? Кадифе, вы молчите… Но если вы убьете себя, не сказав, почему так поступаете, не будет ли неверно понято заявление, которое вы решили произнести?

– Я ничего не хочу сообщить моим самоубийством, – сказала Кадифе.