Смысл жизни человека: от истории к вечности - [97]

Шрифт
Интервал

Данные функции взаимосвязаны и, в то же время, диаметрально противоположны, взаимодополнительны, но не сливаются и не подменяют друг друга. Такой «сверхдиалектический» подход может привести к опасности, и ее обнаруживает сам автор, «…когда моральные принципы истолковываются как чистые описания, либо как чистые оценки (предписания)»597, порождая нечто вроде «нравственной этнографии» или «господствующей идеологии», с другой стороны.

Следующий подход к проблеме соотношения когнитивного и ценностного в этических исследованиях связан с попыткой резко разграничить данные компоненты. Их смешение объявляется «главным источником методологического эклектицизма в этике».598 Такая жесткость дистинкции обусловлена, очевидно, тем, что анализ проблемы ведется на стыке этики и метаэтики, фиксируя, с одной стороны, различие их задач и функций, а с другой – опасение, что метаэтика может потерять предметную опору, если сомнительным окажется научный статус этики. Данный статус, как считает Л.В.Максимов, может быть сохранен при условии четкого методологического различения когнитивного и нонкогнитивного (нормативно-оценочного, а также побудительного) компонентов этики, которые логически «незаконно» были объединены кантианской традицией с помощью постулата единства теоретического и практического разума.

Здесь многое меняется от расстановки акцентов: если преимущественное внимание уделяется применению разума, то есть за исходную точку берутся его действительно разнообразные функции, то методологическая чистота требует различать истину и ценность. Если же иметь в виду единство разума во всех его применениях, то очевидными становятся не только взаимосвязь познания и оценивания, но и их онтологическое тождество. Вся цепочка вопросов («что есть жизнь в моральном отношении?», «какова нравственная ценность жизни?», «какова ценность жизни для меня?», «ценна ли моя жизнь?» и «что я должен сделать для придания моей жизни ценности?») изначально «свернута» и только в рефлексивной экспликации обнаруживает движение «от субстанции к функциям».

Обращение к смысложизненной проблематике не случайно, так как она и придает этике дополнительную глубину, и сама требует к себе подхода, снимающего противопоставление истинностного и ценностного, дескриптивного и прескриптивного, описательного и оценочного. В «смысле человеческой жизни» истинное бытие означает ценностно достойную человека жизнь, а ценность бытия – его истинность. К философской этике, исследующей смысложизненную проблематику, всецело применимы слова И. Канта о том, что философия есть "наука об отношении всякого знания к существенным целям человеческого разума, … и философ есть не виртуоз, а законодатель человеческого разума".599

Понимание как переход от знака к значению, и от него к смыслу не может трактоваться чисто гносеологически; оно, кроме этого познавательного аспекта, представляет собой сложную компоненту отношения к жизни. Специфику понимающего познания издавна пытается выделить герменевтическая традиция, для которой когнитивное и ценностное не только коррелятивно связаны, но и являют собой взаимообязывающую связь, содержательное тождество (герменевтический круг). Понимание, в сущности, возможно лишь в отношении того, что имеет законченное смысловое единство, что изначально онтологизировано, отсюда: «ты понимаешь, если понимал уже о самого начала». Герменевтически воспитанное сознание предполагает преодоление отрешенности человека от мира, которое происходит не столько на пути «чистого» познавания, сколько – понимающего осознания присутствия своего собственного бытия в принципиально целостном мире.

В этом аспекте взаимосвязи, точнее, единства теоретического и практического применения разума концептуальная значимость для этики проблемы смысла жизни представляется ключевой.

Смысл жизни, по выражению О.Г. Дробницкого, – это философский концепт морали.600

Смысловой план моральности К.С. Льюис считал итоговым в рамках трех необходимых условий ее существования: 1) гармонии между людьми, 2) гармонии внутри человека и 3) смысла этой гармонии, то есть «определения общей цели человеческой жизни, того, для чего человек создан…».601

Смысл жизни – целостное проявление метафизики нравственности и в этом качестве может помочь при решении важнейшей проблемы этики – обоснования морали, сложность которой состоит в необходимости предварительно идентифицировать феномены человеческого сознания и поведения именно как моральные. Нравственный смысл жизни представляется адекватным контекстом, позволяющим выделить критерии отнесения тех или иных человеческих проявлений к нравственной сфере. Поэтому понятие «нравственный смысл жизни» можно рассматривать как одну из базовых, фундаментальных категорий этики, обеспечивающих экспликацию ее органической связи с философией. Обоснование морали процедурно коррелирует с обоснованием нравственного смысла жизни: отрицание наличия нравственного смысла жизни закономерно приводит к отрицанию собственного смысла морали, и она превращается в фикцию или, в лучшем случае, в инструмент, средство для достижения самых разных целей общества и индивида.


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Деррида за 90 минут

Книга Пола Стретерна «Деррида за 90 минут» представляет собой краткоеописание биографии и идей Дерриды. Автор рассказывает, какое влияние эти идеи оказали на попытки челевечества понять смысл своего существования в мире. В книгу включены избранные места из работ Дерриды и перечень дат, позволяющих получить представление о роли Дерриды в философской традиции.


Японская художественная традиция

Книга приближает читателя к более глубокому восприятию эстетических ценностей Японии. В ней идет речь о своеобразии японской культуры как целостной системы, о влиянии буддизма дзэн и древнекитайских учений на художественное мышление японцев, о национальной эстетической традиции, сохранившей громадное значение и в наши дни.


Нищета неверия. О мире, открытом Богу и человеку, и о мнимом мире, который развивается сам по себе

Профессор Тель-Авивского университета Биньямин Файн – ученый-физик, автор многих монографий и статей. В последнее время он посвятил себя исследованиям в области, наиболее существенной для нашего понимания мира, – в области взаимоотношений Торы и науки. В этой книге автор исследует атеистическое, материалистическое, светское мировоззрение в сопоставлении его с теоцентризмом. Глубоко анализируя основы и аксиомы светского мировоззрения, автор доказывает его ограниченность, поскольку оно видит в многообразии форм живых существ, в человеческом обществе, в экономике, в искусстве, в эмоциональной жизни результат влияния лишь одного фактора: материи и ее движения.