Смысл жизни человека: от истории к вечности - [94]

Франк против позиции: «жизнь для жизни нам дана», согласно которой жизнь в целом никакой цели не имеет.

Однако, и относительная цель нам ничего не дает в плане осмысления жизни как целого. Жизнь не может быть самоцелью, и на роль высшей цели нельзя «назначить» какую-либо частную цель. В чем же выход? В поиске блага, превосходящего нашу жизнь и, в то же время, глубоко небезразличного для нас, осуществляющегося посредством нас, нашего личного участия. Цель эта должна соединять высшее благо и человека, быть их соприсутствием одного в другом. Абсолютным можно «признать только такое благо, которое есть одновременно и самодовлеющее, превышающее все мои личные интересы благо, и благо для меня».579 В абсолютной цели сливаются воедино объективное и субъективное благо. Никакое отдельное (относительное) благо, будь то красота, гармония и т.п. не может нас удовлетворить. «Жизнь в благе, или благая жизнь, или благо как жизнь – вот цель наших стремлений».580

Благо как жизнь «должно быть вечной жизнью», и эта вечная жизнь должна быть моей жизнью. Моя жизнь может быть осмыслена, только если она обладает вечностью».581

Еще одно условие, продолжает Франк: не только фактически я должен служить высшему благу, но также разумно сознавать все это соотношение.582

«Смысл» есть свет и ясность; должно быть сознание осмысленной жизни. Мы видим, что, по Франку, когнитивное начало выступает в качестве не только условия прихода к высшему благу, не только процедуры его поиска и нахождения, но и необходимый компонент жизни в благе, благой жизни. Когнитивная основа – залог того, что высшее благо будет воспринято, может быть воспринято как бесспорно ценная цель.

Франк не считает, что разум может нас спасти и заменить искомый смысл жизни, однако, «имеющийся просвет во тьме – есть все же нечто абсолютно инородное этой тьме…»583 Влечение к абсолютному благу, жажда найти Бога и осознание этого человеком, считает Франк, есть великий факт реальности самого человеческого бытия.

Итак, рассуждения о смысле жизни не могут обойтись без обращения к понятию «цель» и «ценность» («благо»). Взятые в своем абсолютном качестве они претендуют на роль «заместителей» смысла, его личностноориентированных модусов.

Если смысл жизни не дан человеку в готовом виде, а, скорее, задан, естественной становится его интерпретация как цели, и остается «только» отделить «первозданное» от «искусственного», подлинное от неподлинного, абсолютное от относительного.

Смысл жизни – метафизическое предположение «абсолютного синтеза всех возможных содержаний сознания», всех и всяческих человеческих усилий, стремлений и изменений, ориентированных на вечное, безусловное и ценное, как таковое. «Смысл жизни» как понятие оказывается шире, чем понятие «цель», включая в себя и природные для ее достижения средства, само участие (как деятельность или отношение) человека в определении для себя смысла жизни, его осознание и формулирование, обоснование или защиту от дискредитации со стороны абсурдизма.

Смысл индивидуального бытия оказывается целостным, личностным осознанием истинной цели своей жизни, но также и свободным осуществлением ее подлинного содержания. Истина бытия в целом – в ее неделимости как общего для всех дара, однако ответственность за ее осмысленность и осуществление каждый несет сам.

Цель жизни, в отличие от смысла, – более схематизированное, абстрактно обедненное понятие с большим акцентом на должное и результативное, нежели на сущее и процессуальное.

«Цель» – то, к чему человек может стремиться, должен стремиться или хочет стремиться. «Смысл» предполагает совпадение этих модальностей в сущем и вечном, снимающем онтологическое различие между его данностью (отправной пункт осмысления) и заданностью (итог).

Если смысл любой вещи – ее истинное назначение (предназначение), индивидуально принятое и оцененное, то цель – конкретизация этого назначения, рассматриваемая в контексте средств и путей его достижения, максимально возможного совпадения с ним. Цель «маячит» и притягивает к себе силовые линии смысла, так как смысл состоит не только в истинном назначении, но и, действительной пригодности» (А.И.Введенский) для достижения какой-либо цели. Чем ценнее цель, тем больше она необходима и общезначима.

По мере роста ценности цели ее понятие совпадает со смыслом вещи, для которой эта цель установлена. Абсолютно ценная цель жизни отличается от целей относительных своей единственностью и безусловностью и выступает как смысл жизни, постигаемый ради него самого.

В свете сказанного становится понятным, почему ценностное начало жизни, или «ценность жизни» является таким же атрибутивным качеством жизни, как и ее истинное содержание. Ценность и истина – ипостасные качества жизни как целого.

Могут ли они быть отождествлены как понятия, отражающие относительно самостоятельные сферы человеческого познания, рефлексии жизни и ее реалий? Очевидно, что нет: аспекты даже чего-то принципиально единого – различны, что выражается и в разных понятиях. В то же время, мы понимаем, что истина, взятая в отрыве от жизни, – абстракция, и здесь мы не приблизимся к полноте ее содержания а, значит, будем иметь дело не с истиной, а с ее номинальным определением.