Смысл жизни человека: от истории к вечности - [88]
В большей степени удалась Камю характеристика «бунта»; по той причине, что он проистекает из «абсурда» не как его следствия, а как отрицания. «Метафизический бунт» в контексте его атрансцендентой трактовки («грех без Бога») ухватывается только в аспекте негации, отрицания. Позитивные аспекты и характеристики бунтарства выводят его из метафизического измерения в исторический. Анализ последнего произведен Альбером Камю мастерски, представляя собой редкий по своей органичности сплав мысли и эмоций, теории и истории.
Если формат «бунта» удачно заполняется конкретным содержанием, то абсурд обозначается «негативами»: отсутствие надежды, неизменный отказ, неудовлетворенность, несогласие и т.п. Смыслы как утверждения оказываются за «скобками» абсурда. Смысл жизни как нечто желаемое, а, тем более, возможное только декларируется, хотя и называется «важнейшим для философии вопросом».
В сгущенной до предела атмосфере чувства абсурда смыслы, даже более частного вида, не могут «выкристаллизоваться», нет самого их субстрата. Создается впечатление, что разговор о смысле жизни в такой атмосфере почти неприличен, по крайней мере, несвоевременен. Поначалу надо бы разобраться с возможностью ясно взглянуть на абсурд. Затем вывести из него практические следствия. Решить, стоит ли вообще жизнь того, чтобы ее прожить? О смысле жизни – после, когда будет решено, что стóит, и потребуется аргументация: а почему?
А.Камю называет вопрос о смысле жизни главным, но начинает не с него, полагая, очевидно, что к нему нужно прийти в конце концов. То, что для многих мыслителей (этот вопрос) было отправной точкой, а дальше следовали варианты решения,545 для Камю было неким подведением итогов, резюме теоретического и практического пути человека или человечества.
Со «смыслом жизни» он обошелся примерно так же, как критикуемый им марксизм обошелся с человеческой индивидуальностью, относя ее полное осуществление в необозримую даль будущего, историческую перспективу. Отправной точкой размышлений Камю стал «абсурд» и вытекающий из него «бунт». Строго же говоря, – не вытекающий, потому что выпало звено их соединяющее – вопрос «для чего?» в его метафизическом измерении.
В антрансцендентной постановке вопрос об универсальном смысле жизни не может быть не только решен, но и поставлен, а смысл жизни конкретного человека не раскрывается вне контекста универсального, или Большого смысла.
Кроме того, в оппозиции «смысл-абсурд» оба ее члена связаны, отрицая друг друга и взаимоотражаясь. Непроясненность, поэтому, «смысла» «ударяет» и по исследованию «абсурда», который находит свое выражение, скорее, в «чувстве».
Описание чувства абсурда неизбежно отличается фрагментарностью, попыткой интуитивного проникновения в его атмосферу и связанных с ней душевно-духовных состояний. Рациональный подход к абсурду, тогда, дополняется иррациональным, нерациональным и затем художественноконкретным.
Для примера можно обратиться к интересным мыслительным экспериментам российских философов – авангардистов 20-30-х годов 20 века Якова Друскина и Леонида Липавского, которые оказали большое влияние на художников-абсурдистов и, прежде всего, на Даниила Хармса.546
Упомянутые философы пытались, по их словам, выработать «чистую, безбытийную» мысль, свободную от любых материальных условностей, а, с другой стороны, основы такой жизни, которая при всех внешних обстоятельствах была бы идентичной самой себе, то есть некое субстанциальное состояние человеческого бытия. Их влекло к себе все непонятное и, главным образом, бессмысленное, разрушающее границы, меняющее местами причину и следствие и прочее.
Эти эксперименты имели не столько провокационный, сколько философско-опытный характер. Философия, растущая под «звездой бессмыслицы», основное внимание обращала не на семантическую бессмыслицу, типа нарушений «нормальной» речи, а на ситуационную (алогизм человеческого бытия). Там, где другие увидели литературный прием, была, возможно, новая гносеология и антропология. В своих «Разговорах» Л.Липавский спокойным образом заявляет, что произвел критику разума более радикальную, чем Кант.547
Я. Друскин говорит о попытке построить новую «несубстанциальную экзистенциальную онтологию». Приблизиться к истинному восприятию реальности, значит прежде всего разрушить ее, возвратиться к нулевой точке. (Такая трактовка пересекается с концепцией М.Хайдеггера, согласно которой пониманию предшествует Вопрос, который представляет собой «выдвинутость» человеческого бытия в Ничто. Цепочка: «бытие» – «сущее» – «существование» мешает пробиться к бытию, как таковому. Кроме сущего есть и Другое, а именно Ничто, которое – тоже бытие, а не голая ничтожность. Необходимо ощутить Ничто как гарантию бытия. Без Ничто все сущее оставалось бы в безбытийности. Мы, говорит Хайдеггер, должны научиться в Ничто опыту бытия. Этот опыт был заложен древнегреческой мыслью и составляет основу подлинно бытийного мышления. В нем стирается грань (ведь на глубине все есть одно) между случайным и необходимым, и признается, как прекрасно выразился Хайдеггер, «непредвидимый приход неотклонимого».
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга приближает читателя к более глубокому восприятию эстетических ценностей Японии. В ней идет речь о своеобразии японской культуры как целостной системы, о влиянии буддизма дзэн и древнекитайских учений на художественное мышление японцев, о национальной эстетической традиции, сохранившей громадное значение и в наши дни.
Профессор Тель-Авивского университета Биньямин Файн – ученый-физик, автор многих монографий и статей. В последнее время он посвятил себя исследованиям в области, наиболее существенной для нашего понимания мира, – в области взаимоотношений Торы и науки. В этой книге автор исследует атеистическое, материалистическое, светское мировоззрение в сопоставлении его с теоцентризмом. Глубоко анализируя основы и аксиомы светского мировоззрения, автор доказывает его ограниченность, поскольку оно видит в многообразии форм живых существ, в человеческом обществе, в экономике, в искусстве, в эмоциональной жизни результат влияния лишь одного фактора: материи и ее движения.