Смысл жизни человека: от истории к вечности - [85]

Шрифт
Интервал

Для абсурдного ума разум тоже тщетен, но нет ничего сверх разума».515

Достоинство абсурда будет унижено, по Камю, если допустить трансцендентность, конституирующую порядок и смысл. У разума, говорит он, свой порядок, в нем он вполне эффективен. Столкновение эффективного, пусть и ограниченного разума, с иррациональным (но не трансцендентным) и порождает абсурд. Слабый разум допускает возможность помощи ему откуда-то извне, возникает надежда на эту помощь. Эффективному разуму, требующему абсолютной ясности, надеяться не на что. Вот – почва абсурда, или истинная безнадежность.

С непостижимым, считает Камю, можно легко примириться, если иррациональному придать трансцендентное обличье Бога. «Скачок», подобный шестовскому, проделал и Кьеркегор. Позиция Камю противоположна: «Я хочу знать, могу ли я жить с постижимым, и только с ним… Я хочу держаться того срединного пути, на котором сохраняется ясность интеллекта… Абсурд, будучи метафизическим состоянием сознательного человека, не ведет к Богу [сноска: «Я не говорю: «исключает Бога», так как это было бы уже утверждением»]. Быть может, понятие абсурда станет яснее, если я решусь на такую чрезмерность: абсурд – это грех без Бога».516

А.Камю отрицает не Бога, а ту логику, которая к нему ведет, логику, согласно которой опорой этого Бога является отрицание человеческого разума.517 Скачок в транцендентное, по Камю, сам по себе законен, но ему в данном эссе не интересен: «Мы рассматриваем логику сознания, исходящего из философии, полагающей мир бессмысленным, но в конце концов обнаруживающего [речь о сознании – Ю.С.] в мире и смысл, и основание».518 Другой вопрос: есть ли этот смысл для меня? Мой ли это смысл?

Смысл, считает Камю, должен связывать «мир» и «я», а не принадлежать им по отдельности. Смысл исчезает также если «я» – часть мира: «Будь я деревом или животным, жизнь обрела бы для меня смысл. Вернее, проблема смысла исчезла бы вовсе, так как я сделался бы частью этого мира».519

Абсурд – противостояние; смысл – связь, но и в том, и в другом случае – отношение, а не качества соотносимых сторон.

В основе конфликта (разлада, раскола) между миром и сознанием лежит сознание конфликта. «Следовательно, чтобы сохранить конфликт, мне необходимо непрестанное, вечно обновляющееся и всегда напряженное сознание. В нем мне необходимо удерживать себя».520

Стоять на этой точке, значит, быть самим собой, но, одновременно, сознавать абсурд. Сойти с этой позиции, значит, вернуться в повседневность, в мир анонимной безличности.

Так что, чувство и приближение к сознанию абсурда конституирует человека в его уникальности, самости, гордости. «Он желает делать лишь то, что хорошо понимает. Его уверяют, что это грех гордыни, а ему не ясно само понятие «грех»… По правде говоря, он чувствует себя неисправимо невинным. Именно в силу невинности ему все позволено».521

Ясно видящий абсурдность мира человек освобождается; «позволено» обращается в возможность. И чем меньше в жизни оказывается смысла, тем больше оснований, чтобы ее прожить».522

Абсурд позволяет человеку бунтовать. «Бунт есть требование прозрачности, в одно мгновение он ставит весь мир под вопрос… Бунт есть постоянная данность человека самому себе. Это не устремление, ведь бунт лишен надежды. Бунт есть уверенность в подавляющей силе судьбы, но без смирения, обычно ее сопровождающего».523

Альбер Камю делает важный вывод, отвечая на вопрос, поставленный в начале эссе: опыт абсурда далек от самоубийства; второе не вытекает из первого. Наоборот, самоубийство есть полная противоположность бунта, так как предполагает согласие.

Бунт возвращает жизни ее подлинную цену и величие. Нет прекраснее зрелища, чем борьба интеллекта с превосходящей его реальностью, чем человеческая гордыня. «Самоубийство – ошибка. Абсурдный человек исчерпывает все и исчерпывается сам…».524 Он лишен иллюзий, в том числе, иллюзии завтра: все, что дано, надо исчерпать сегодня.

А что дано? Нуждается ли абсурдный человек в ценностном выборе, в шкале ценностей? Такая шкала проистекает из веры в смысл жизни, вера же в абсурд, по Камю, учит нас противоположному: жить в сфере не ценностей, а фактов. «С одной стороны, абсурд учит, что совершенно не важно, каков этот опыт, а с другой стороны, он побуждает к максимальному количеству опыта».525 Важно пережить свой опыт, одну и ту же сумму опыта, что и у всех других, как можно полнее. «Там ,где царствует ясность, шкала ценностей бесполезна». Надо просто как можно чаще сталкиваться лицом к лицу с миром. Естественным ограничителем опыта выступает смерть, и здесь уже ничего не поделаешь: «Абсурд и приносимое им приращение жизни зависят таким образом, не от воли человека, а от ее противоположности, от смерти».526

Цену земных страстей, говорит Камю, выявляет экзистенциальный опыт, символом которого служит Сизиф,527 вечно вкатывающий в гору камень, то есть бесцельно напрягающий свои силы. Камни двигает и Природа, трагедия Сизифа обусловлена тем, что он наделен сознанием.

Сизифов труд – не только миф: «Сегодняшний рабочий живет так всю свою жизнь, и его судьба не менее трагична».


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Основная идея феноменологии Гуссерля: интенциональность

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Японская художественная традиция

Книга приближает читателя к более глубокому восприятию эстетических ценностей Японии. В ней идет речь о своеобразии японской культуры как целостной системы, о влиянии буддизма дзэн и древнекитайских учений на художественное мышление японцев, о национальной эстетической традиции, сохранившей громадное значение и в наши дни.


Нищета неверия. О мире, открытом Богу и человеку, и о мнимом мире, который развивается сам по себе

Профессор Тель-Авивского университета Биньямин Файн – ученый-физик, автор многих монографий и статей. В последнее время он посвятил себя исследованиям в области, наиболее существенной для нашего понимания мира, – в области взаимоотношений Торы и науки. В этой книге автор исследует атеистическое, материалистическое, светское мировоззрение в сопоставлении его с теоцентризмом. Глубоко анализируя основы и аксиомы светского мировоззрения, автор доказывает его ограниченность, поскольку оно видит в многообразии форм живых существ, в человеческом обществе, в экономике, в искусстве, в эмоциональной жизни результат влияния лишь одного фактора: материи и ее движения.