Смысл жизни человека: от истории к вечности - [80]

Если допустить даже, говорит Франк, что мудрость всех времен и народов не права, и что «кубок жизни» может быть наполнен только сладким вином, удовлетворительна ли такая жизнь: «неотвязный вопрос «зачем? для чего?» даже в счастье рождает в нас неутолимую тоску».470

Само собой возникает вывод о том, что наша эмпирическая жизнь сама для себя, без связи с неким целым, также мало может иметь смысл, как вырванная из книги страница. Лишь в служении чему-то иному, какойто сверхличной и самодовлеющей ценности человек может найти и самого себя, и смысл своей жизни.

Сверхличное не означает коллективного – жизни народа или человечества: «как бессмысленна каждая единичная личная жизнь человека, так же бессмысленная и общая жизнь человечества».471

С.Франк говорит об истории как наборе бессмысленных и случайных событий, подытоживающих линии стихийного столкновения и скрещения коллективных страстей, как процессе созидания и крушения человеческих идеалов, разоблачения веры в прогресс, мнимо обосновывающей служение общественному благу и осуществление совершенного общественного строя: «Поистине, надо очень твердо веровать в абсолютную ценность внешних технических усовершенствований – аэропланов и беспроволочных телеграфов, дальнобойных орудий и удушливых газов, крахмальных воротничков и ватерклозетов, – чтобы разделять веру в непрерывное совершенствование жизни».472

Но, может быть, прогресс стоит рассматривать в сфере духа, в поиске начал правды, добра и разума, который сопровождает всю мировую историю? Здесь также тщетны наши надежды на подъем духа и его прогресс. Где, спрашивается, ныне замечательная эллинская мудрость и красота? Кто способен достигнуть своей мыслью тех духовных высот, на которых свободно реяла мысль Платона, глубокая и ясная религиозная вера христианских мучеников первых веков нашей эры, цветущая индивидуальность жизни средневековья, «которое высокомерная пошлость убогого просветительства назвала эпохой варварства и которое, как несбыточная мечта, манит к себе чуткие души, изголодавшиеся в пустыне современной цивилизации?»473 Недаром один из самых чутких исторических мыслителей нашего времени – Освальд Шпенглер – учит, что «всемирная история есть принципиально бессмысленная смена рождения, расцветания, упадка и смерти отдельных культур».474

Соглашаясь с этим, Франк называет мировую историю «тяжкой опытной школой», необходимой для очищения нас от иллюзий всечеловеческого счастья и замыслов идеального общественного самоустройства.

И вот, наконец, дойдя до дна трезвого отношения к нашей эмпирической жизни, С.Франк начинает подъем к смыслу.

Утверждение всеобщей бессмысленности жизни, считает он, заключает в себе внутреннее логическое противоречие, ибо мы понимаем и разумно утверждаем эту бессмысленность. «Как утверждение «истины не существует» бессмысленно, ибо противоречиво, так как утверждающий его считает свое утверждение истиной и тем самым сразу и признает, и отрицает наличие истины, так и утверждение совершенной и всеобщей бессмысленности жизни само бессмысленно…».475

В лице нашего знания, в самой возможности витать над бесконечным прошлым и будущим, познавать вечные истины и основу жизни мы уже явно не принадлежим к этому миру бессмыслицы, имеем прикосновение с началом иного, вечного бытия в божественной силе. Это сверхэмпирическое есть, одновременно, внутреннее бытие нас самих.

С.Франк не ограничивается гносеологической областью обоснования сверхэмпирического начала. Мы не только объективно-бесстрастно осознаем факт бессмысленности жизни, но: томимся от нее, стремимся спасти себя, найти подлинную почву для нашего бытия. Эта «почва» – и н о е, ч е м в е с ь м и р, и вместе с тем – он н а м д а н.476

С.Франк предвидит возражения и обвинения в софизме: «Предмет наших мечтаний дан, но ведь именно как предмет наших мечтаний… Должны ли мы удовлетвориться «воображаемым» Богом, воображаемой «истинной жизнью»?

Франк усматривает в этих возражениях психологическую основу, требующую желаемое и сущее, что, в общем правильно, если не вникать в природу духовного бытия, с которым мы здесь имеем дело.

В духовном бытии всякое искание уже есть частичное обладание. В этой сфере «реально существовать» не значит: находиться вот здесь, передо мною, в чувственной близости от меня… «ибо предметы духовного порядка, будь то блаженство, или вечность, или разум – т а к вообще «существовать» не могут… Спрашивать: существуют ли они «на самом деле» – здесь так же бессмысленно, как бессмысленно ставить вопрос: существует ли на самом деле число или математическое понятие, которое я мыслю. Можно разумно спрашивать, возможно ли мне овладеть этим предметом, приобщиться к нему, слиться с ним?».477

Если наше сердце, говорит Франк, тянется к Истине, нуждается в ней, и потому наш умственный взор на нее направлен, мы ее видим, поэтому она есть. «Искание Бога есть уже действие Бога в человеческой душе»,478 так же как искание смысла жизни – само есть проявление во мне реальности того, что я ищу».479

Наряду с первым условием обретения подлинно существенного смысла жизни – бытием Бога как абсолютной основы добра, разума и вечности, необходимо и второе условие – наша реальная причастность к Богу как возможность для нас обретения полноты и совершенства божественной жизни. «Оба условия смысла жизни даны сразу – в нераздельном и неслиянном Богочеловечестве. В силу него Божье дело есть мое собственное дело, и отдавая свою жизнь служению Богу, рассматривая всю ее как путь к абсолютному совершенству, я не теряю жизни, не становлюсь рабом, который служит другому и сам остается с пустыми руками, а, напротив, впервые обретаю ее в этом служении».