Смысл жизни человека: от истории к вечности - [135]

Подлинное единство человека с миром, согласие с другими людьми происходят из его единства с самим собой – свободным и ответственным, нуждающимся в оправдании не Бога, а жизни.

Извечная теодицейная традиция, выносящая «добро» в сферу мировых абсолютов и усматривающая «зло» в последствиях человеческих действий, приводит к отделению человека от мира, аргументируя это тем, что в таком случае человек несет полную ответственность за все, что делает или не делает. Можно согласиться с утверждением, что «зло» не вытекает из трансцендентной природы человека, является следствием его неразумия, невнимания к запросам духовной жизни, к совести, иждивенческого отношения к миру, потребительского отношения мира к самому человеку. Однако принцип распределения добра и зла по субъектам мироотношения (мир хорошчеловек плох, мир плох – человек хорош, «оба хороши» (плохи) несет в себе содержание вечной тяжбы, между тем как моральное безусловное возникает в диалоге, который может установиться (или нет) между возможностью и действительным моральным существованием человека.

Теодицейная традиция представляет собой скрытый или открытый упрек человека миру, который для него всегда находится «здесь и сейчас». Оправдание жизни (предложим условный термин «витадицея») такого упрека не содержит, так как предполагает оценку качества жизни с позиции не только сегодняшнего ее состояния, но в контексте вечности. «Добром», поэтому, назовем такой моральный абсолют, с которым в принципе можно установить диалог. Абсолют при этом не теряет своей «абсолютности», хотя безусловность морального мироотношения допускает «корысть» бытийного уровня – когда человек целенаправленно «выбирает себя (свою сущность) целиком», абсолютно. В вести о трансцендентно заповеданном добре он получает ориентир, в ответе (доброте) проходит по ступеням добропорядочности, добродетельности и «добро-то любия» (от бытового морального существования к бытийному).

Добро, таким образом, – трансцендентная сущность, дающая возможность ее индивидуального позитивного принятия, согласия с ней, обнаруживаемого в адекватном бытийном поступке человека. Добро, в такой трактовке, – это не то, что приближает к идеалу, а сам безусловный моральный идеал совершенный, так как обозначает высшую степень самоценности блага бытия, и аутентичный, так как определяет самоценность человека, вступившего с ним в диалог.

Зло, напротив, относительно и условно («нет никого, кто делал бы зло ради него самого, но все творят его ради выгоды, или удовольствия, или чести, или тому подобного…» – Фр.Бэкон), и является следствием неадекватного бытового или бытийного выбора, производимого человеком, то есть выбора либо не самостоятельного, внушенного внешними (светскими или сакральными) авторитетами, либо произвольного (своевольного), не отвечающего предназначению человека. На первом источнике зла делает акцент имманентный подход, на втором – трансцендентный, содержательный диалог между которыми мог бы дать, как нам представляется, более полный анализ источников происхождения зла.

Подводя некоторые итоги, можно сказать, что поиск абсолютного в функционировании, а главное, в содержании морали (о чем пойдет речь в третьей главе) не должен приводить к абсолютизации бытовой морали, то есть к отождествлению ее со смыслом жизни в целом.

С другой стороны, морально-безусловное начало как индивидуальное и позитивное самоопределение человека в диалоге обращенной к нему вести бытия и уникального бытийного ответа, действительно лежит в основе всех видов мироотношения и творчества человека, однако не исчерпывает их собственного специфического содержания.

Задача морали – не преобразование мира, не вдохновление человека на конкретные виды творчества, но и не выработка только «правильного» отношения человека как страдательного существа к миру. «Ее назначение иное – соединить личностный смысл с высшим смыслом, нацелить человека на последнюю цель».745

Дистинкции «человек – мир», «активность – страдательность», «сущее – должное» имеют смысл в бытовом моральном существовании. Бытийный план морали снимает их в дистинкции «условное – безусловное» (относительное и абсолютное), где условное – результат различения сущего и должного в рамках системы их взаимных уступок. Безусловное утверждает метафизическую единственность сущего, принципиально данного человеку, который «только» выбирает (или не выбирает) его целиком. Безусловное – это сущее, с благостью которого можно согласиться или не согласиться. Сущее «становится» добром в силу возможности согласия с ним как таковым. Злом оно становится для несогласного с сущим, для человека неспособного или нежелающего дать позитивный ответ на весть о своем предназначении. Всякий другой ответ неадекватен единственно аутентичному предназначению, или индивидуальному нравственному смыслу жизни человека. Отсюда проистекает многообразие и относительность зла, в отличие от единственности и абсолютности блага бытия.

Поиск тех «узких врат», которыми предлагает «входить» человеку Библия, издавна ведется представителями трансцендентного подхода к абсолютному; имманентный подход делает акцент на самостоятельности этого поиска. Теоретико-методологическая рефлексия возможности самого поиска – задача обозначенных подходов, решаемая, на наш взгляд, только в их диалоге.