Смысл жизни человека: от истории к вечности - [110]

Таким образом, по Бердяеву, культура органична, природна, процессуальна, духовна, осмысленна и при этом – «великая неудачница жизни». Цивилизация, напротив, искусственно-технична, социальна, фактуальна, бездуховна, рационально-абсурдна, футуристична (в отличие от культуры, чье второе имя – вечность). При этом, культура неизбежно, как живая магма, застывает, рождая лишь уродливые и, в лучшем случае, причудливые обломки, из которых строится цивилизация.

Неужели этот путь безальтернативен? Нет. «Есть еще путь религиозного преображения жизни, путь достижения подлинного бытия. В исторической судьбе человечества можно установить четыре эпохи, четыре состояния: варварство, культура, цивилизация и религиозные преображения».666

В этой духовно раскованной периодизации Бердяев намечает место осмысления жизни, «постижения подлинного бытия» в религиозном преображении жизни. Этот путь туманен, ясно в нем лишь одно: осмысление жизни доступно человеку не как индивидууму, а как личности, в пространстве культуры, а не цивилизации. Да и самой культуре надо многое пересмотреть в самой себе, сделать ставку на субъективность в ее универсальной полноте, достоинстве и ценности.

Ошибка гуманизма, считает Бердяев, была совсем не в том, что он слишком утверждал человека и толкал его на путь «человеко-божества», с его непомерной гордыней, по мнению ортодоксальных русских мыслителей. Ошибка – в том, что он не до конца утверждал человека и образ Божий в нем, «тайну богочеловечности», которая рационально невыразима. «Личность тогда только есть личность человеческая, когда она есть личность богочеловеческая».667Истина о богочеловечности – не теологическая доктрина, а выражение конкретного духовного опыта, целостного, живого и универсального.

В то же время, личность исторична и реализует себя в обществе. «Личность коммюнотартна, предполагает общение с другими и общность с другими… Человек подвергается насильственной социализации, в то время как личность человеческая должна быть в свободном общении, в свободной общности, в коммюнотарности, основанной на свободе и любви».668

Позиция Бердяева, персоналистическое направление его мысли и осмысления жизни было поддержано и метафизически уточнено, процессуально описано Мартином Бубером, который, правда, исследовал мир человека не как опыт, пусть и духовный, а как отношение Я и Ты. Здесь Бубер оказался даже более последовательным, чем Бердяев, в утверждении жизни личности как ее живой и непосредственной («здесь и теперь») встречи с личностью Другого, Бога.

Объективация, в терминологии Бубера, это отношение Я-Оно, «которое никогда не может быть сказано всем существом» человека.669

Субъективное поле – отношение Я-Ты, которое может быть сказано «только всем существом» человека.670

Приобретая опыт, человек узнает лишь мир Оно (Он, Она), здесь он не сопричастен миру, так как опыт «в нем», а не между ним и миром. С миром в этом случае ничего не происходит (Вспомним ситуацию абсурда у Камю). Вещь как Оно остается объектом.

«Если я пред-стою человеку как своему Ты и говорю ему основное слово Я-Ты, он не вещь среди вещей и не состоит из вещей».671«Отношение может существовать, даже если человек, которому я говорю Ты, вовлечен в свой опыт и не слышит меня. Ибо Ты больше, чем опыт Оно… Ничего неподлинного не проникнет сюда: здесь колыбель Действительной Жизни».672

Мы видим, что Бубер, раскрывая суть смысложизненного отношения человека, начинает с понятия не «смысл», а «жизнь», «действительная жизнь». Прежде чем выявлять смысл жизни, мог бы он сказать, надо определиться с тем, какая жизнь имеется в виду. «Действительная» – та, которая действительно проживается и происходит между Я и его Пред-стоящим.

«Основное слово Я-Ты может быть сказано только всем существом. Сосредоточение и сплавление в целостное существо не может осуществиться ни через меня, ни без меня: я становлюсь Я, соотнося себя с Ты; становясь Я, я говорю Ты. Всякая действительная жизнь есть встреча».673

Отношение Я-Ты проживается в настоящем; Я-Оно принадлежит прошлому. «Но в том и состоит возвышенная печаль нашей судьбы, что каждое Ты в нашем мире должно становиться Оно».674

Итак, по Буберу, мир двойственен для человека в силу двойственности его соотношения с ним: не сам по себе двойственен, как земное и трансцендентное, а в силу того, что мы сами своим отношение создаем эту двойственность. Мы сами причина нашей «действительной» и «недействительной» жизни. Ответственность лежит на нас самих.

Мир в аспекте отношения Я-Оно в известной степени надежен, обладает плотностью и длительностью; мы принимаем его за «истину», «и он позволяет тебе принимать себя, но он не дается тебе. Лишь относительно такого мира ты можешь «прийти к пониманию» с другими людьми; не смотря на то, что каждый представляет его по разному, он готов быть вам общим объектом, но встретить в нем других ты не можешь. Без него тебе не выстоять в жизни, его надежность поддерживает тебя; но если ты в этом мире умрешь, ты будешь погребен в Ничто».675

Если же человек встречает Бытие как свое пред-стоящее, всегда как одну – единственную сущность, бытие раскрывается именно как сущее. «Встречи не складываются в упорядоченный мир, но для тебя каждая встреча – знак мирового порядка».