Смысл жизни человека: от истории к вечности - [100]

Здесь Фролов И.Т. как будто защищает понимание добра в его абсолютном качестве, но лишь для того, чтобы не дать места релятивизму. Он не замечает, что принципы и цели, взятые не в сущностной, а регулятивной функции неизбежно релятивируются в контексте того, кто и что регулирует, с какой целью, с использованием каких средств? «Будущие» же абсолютные ценности могут только оправдать, с позиции сегодняшних задач, неправомерную или безнравственную «регуляцию».

Методологической ошибкой, не связанной с «социальным заказом», но приведшей к социальной ангажированности, стало отождествлением «значения» и «смысла».

Значение – это представление, возникающее в сознании индивида прежде всего для того, чтобы обеспечить их единение, согласие в чем-либо для них важном. Мир значений составляет содержание коммуникации и, на этой основе, социализации личности. Как отмечал русский философ В.С.Соловьев, «истинно человеческим идеалом может быть только то, что само по себе имеет всеобщее значение, что способно все в себе совместить и их объединить собою».604

Смысл – содержание индивидуального акта включения некоего значения в микрокосм самого человека. Смысл – результат субъективной интерпретации значения, более богатый, чем содержание самого значения. Это «значение значения». В данном акте происходит индивидуация (индивидуализация) человека. Его уникальные: состояние, переживания и мысли здесь преобладают. Если значение можно принимать, с ними можно соглашаться, вступать в «конвенцию» с другими людьми по их поводу, то смыслы рождаются в живом участии и о-своении (делать своим). «Чужого», строго говоря, в смыслах нет и быть не может. Внешнее, несамостоятельное или лицемерное принятие ограничивается сферой значений и в смысл не перерастает. На практике же «значение» и «смысл» часто отождествляются, что приводит к ложному выводу о возможности смысл «навязать», с ним внешне солидаризироваться.

Итак, когда речь идет о смысле человеческой жизни, а не об огромном мире значений, которые иерархизируются с той или иной мировоззренческой, ценностной системой, а затем «выдвигают из своего коллектива» наиболее эффективные в ней значения, всякая солидарность людей выступает как следствие, а не основа осмысления жизни.

Разумеется, философы советского периода пытались смягчить общую социологизаторскую позицию признанием активного участия индивида в общественных процессах, индивидуального поиска в мире ценностей и общезначимых идеалов.

«Что же такое смысл жизни как личностный феномен? Смысл жизни – прежде всего стратегическая цель жизни человека, то есть задача на длительный период или на всю жизнь, в той или иной степени им осознаваемая. Смысл жизни, далее предполагает соотнесение личной жизни с более широкой сферой реальности, в первую очередь, жизнью всего народа, класса, общества. В истории философии данная сторона проблемы представлена как связь универсального и индивидуального смысла и как сверхличный характер смысла жизни».605

Историческое общественное значение личности всегда, по мнению Сержантова, определялось тем, в какой степени личный мир выражал универсальный смысл жизни. Мы видим, что и в такой трактовке, в таком признании «величия человека», последнее определяется степенью выраженности в нем сверхличного, то есть общечеловеческого начала.

Сакральное измерение сверхличного смысла утверждалось в учении Льва Толстого, за что и было подвергнуто критике со стороны марксистов: «Учение Толстого безусловно утопично и, по своему содержанию реакционно в самом точном и самом глубоком значении этого слова».606

Толстой подвергся критике и со стороны христианских авторов, усмотревших в его учении отход от христианства: непризнание Христа Богом, факта его воскрешения, отрицания таинств и догматов церкви.

Ответ на вопрос: в чем предназначение человека и какова цель его жизни, по Толстому, может быть «собран» как интегральный результат коллективных усилий мудрецов Запада и Востока. Таким образом, он делает попытку создать некую «универсальную религию» – сакральную, по своему содержанию, по тем принципам и идеалам, на которых она рационально строится, и, при этом, атрансцендентную по своему генезису.

Высший смысл жизни, считает Толстой, связан с Богом не как с личностью, а как с идеей, в которой само человечество концентрированно выразило свою потребность в Добре, Любви и Справедливости. «Известно, как возмутило Толстого замечание Л.Фейербаха о том, что Бог – есть отчуждение богатства человека…».607 Наоборот, смысл жизни человека, – «во все большем и большем сознании в себе Бога». Правда, религию он трактует исключительно как нравственное учение, вершиной которого и выступает вопрос о смысле жизни.

Место таинственной, интуитивной веры должна занять вера разумная, столь же ясная, как «золотое правило нравственности», пришедшее к нам из глубины веков: «поступай так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой». Религиозная и нравственная истина у него «везде и всегда одна и та же», причем нравственные отношения имеют базовый характер, но религии удалось выразить универсальную истину именно как универсальную и освятить ее идеей Бога.