Смысл жизни человека: от истории к вечности - [102]

Лейтмотивом практически всех этих произведений стало противостояние личности и чуждого ей мира – абсурдного или, в лучшем случае, равнодушного к индивиду, к его тревогам, страданию, страху, одиночеству. Констатируется утрата веры в разумность как основной принцип бытия и мира, и самого индивида. Опора человека – в его экзистенции – нерушимого ядра человека, где сталкиваются страсти и побуждения, волевая решимость и капитуляция, иррациональные импульсы греха, вины, страха, но также и мужества веры или десакрализованной личности.

Основа мужества черпается в словах Б.Паскаля о том, что человек выше и благороднее подавляющей его вселенной, потому что осознает свою смертность, а мир не ведает своего превосходства над человеком. Само слово «субъект» буквально означает нечто «брошенное вниз» или «лежащее в основе». На него и надежда.

Человек как «экзистенция», а не как объект, подобный всем другим вещам мира, не может быть познан позитивно, с помощью научного рассудочного подхода. Человек ускользает от такого рассмотрения, в силу своей широты, парадоксальности, иррациональности и, главным образом, свободы. Приблизиться к экзстенции можно только с помощью интуиции, постигающей сугубо личный и внутренний, интимный мир человека. Существование, как утверждает С.Кьеркегор, полагается не мыслью, а переживанием, актом веры. Подлинный способ бытия – это направленность экзистенции на самое себя, на свои желания и возможности.

Таким образом, концептуально-базисным решением вопроса о соотношении универсального и уникального, принципиально-частного в осмыслении жизни является следующее: подлинной реальностью, ее экзистенциальным основанием выступает конкретная жизнь индивида – субъекта переживания и творчества жизни. Экзистенция и есть то необъективируемое, что есть в субъективности. Самоцелью является личность, коллектив же призван обеспечивать условия возможности существования человека, ограждать его от любых посягательств на свободу личности в экономическом, политическом и культурном планах. Подлинная же свобода, как таковая, лежит за пределами социума, в мире духовной жизни личности. Экзистенционалисты всячески акцентируют индивидуальное начало в бытии человека: поиск «Я», личностный выбор, ответственность и так далее. Имеет ли это индивидуальное начало какиелибо универсальные измерения? Совпадает ли личностный и общечеловеческий смыслы жизни? Можно ли вообще говорить об общечеловеческом смысле, как это делается в отношении к ценностям?

Об общей теоретической интенции экзистенциалистов мы уже говорили: подлинное ядро человека индивидуально и не постигается через общезначимое. Однако, более конкретные подходы к анализу экзистенции демонстрируют вариации.

Так, в философии Г.Марселя бытие человека разворачивается в сфере интерсубъективности. Коммуникация, как взаимопроникновение экзистенций, не только возможна, но и необходима для плодотворного бытия человека, проникнутого, однако, не функциональностью формальных отношений, а задушевностью, таинственной взаимозависимостью. Само человеческое тело, по Марселю, дает возможность интерсубъективности, является ее опорой.

Человек, в первую очередь, создает самого себя, задает себе нормы и принципы, однако делает это в поле непосредственной связанности с другими, близкими ему людьми.

«Мы» даже предшествует «Я» и «Ты» (не в генетическом, а в функциональном смысле); индивид открывает себя в отношении к «другому», как это утверждал еще Л.Фейербах.

Интерсубъективность («Ты – отношение») включает в себя важнейшие экзистенциалы: любовь, радость, преданность, ответственность и др. Понимание «другого» как «ты» позволяет перефразировать тезис Дж.Беркли «быть – значит быть воспринимаемым» в более интимноконкретное: «быть – значит быть любимым».

Отношение к другому оказывается столь же важным как и отношение к себе, так же конституируя самость личности.

Дружеское отношение, по Марселю, есть некоторый род священнодействия – причастия, в котором происходит соборное причащение к общим для всех ценностям и смысложизненным переживаниям. Благодаря этому преодолевается манипулирование «массовым сознанием» и обезличивание индивидов.

Важно отметить, что интерсубъективность не представляет собой некую вечную структуру; она всегда основывается на конкретной, исторической встрече индивидов, приходящих, благодаря этому, к самим себе. Интенция к индивидуальности, в конечном итоге, сохраняет свое базовое значение. Смыкание индивидуального (партикулярного) и универсального в осмыслении жизни должно привести к экзистенциальному доказательству себя.

Иной подход к проблеме соотношения партикулярности и универсальности жизненного смыслополагания демонстрирует концепция человека Ж. – П. Сартра, который исходит из резкого противопоставления понятий «объективность» и «субъективность».

Реальный субъект, заброшенный в этот страшный мир, предстает у него как отчужденное существо, в котором индивидуальность потеряна в стандартности, историческая самостоятельность – в коллективных формах быта. Сферой же подлинно человеческого, считает Сартр, является свобода, к которой человек буквально «приговорен» и вынужден в одиночку нести на своих плечах всю тяжесть бытия.