Смурь зимняя - [6]

Вот только было совершенно непонятно, функционирует ли этот сомнительный источник жизни, или закрыт бессердечным владельцем на все длиннющие выходные. Я застыл, пребывая в мучительных раздумьях, стоит ли проверка расписания работы этой забегаловки, тех неминуемых катастрофических последствий от мучительного ползания по этой лестнице? Может, от греха подальше, двинуть дальше в поисках какой-нибудь однозначно открытой подвальной лавки? Но тут сзади послышались приближающиеся неуверенные шаги.

– Давай, родной, двигай, милый. Ты же на автопилоте. Не промахнись. Дурные гены просто не пропьёшь. – с надеждой зашептал я, не в силах повернуться, страшась критично потревожить организм. – У меня перелив мочи, полный упадок сил, а ты смотри как целеустремлённо топаешь. Тут всего ничего осталось.

Мимо меня, обогнув по излишне широкой дуге, протащился плотный расхлюстанный мужик, по-хозяйски загребая грязь ногами. Застыл на мгновение, а потом вполне целеустремлённо загрохотал по лестнице, хватко цепляясь за трубу, выполнявшую тут роль перил. На самом верху громко потопал ногами, явно имитируя очистку обуви, качнулся, резко распахнул дверь и исчез из виду.

– Спаситель, – вырвалось у меня, – Моисей. Конец страшным скитаниям.

Лестница покачивалась, жалостливо скрипела, но меня удержала. Перед дверью я остановился, напоследок глубоко вдохнул подванивающего влажного воздуха и уцепился за ручку. Тугая пружина неохотно поддалась и я, через недлинный тамбур с мокрым половичком, попал в полутёмное помещение со стенами, обклеенными обшарпанными фотообоями с кривыми берёзками. Два имеющихся окна были завешаны линялыми шторами. Три деревянных стола с редкими посетителями и барная стойка с плотной, уже немолодой, но вполне приятной буфетчицей. Хотя тут надо брать круче – Барменшей, с самой большой буквы.

– С праздником! Пиво… – тут требовательность организма напрочь затмило всю другую мыслительную деятельность, и у меня вырвалось наболевшее, – Можно в туалет?

Аккуратно подкрашенные брови барменши слегка дёрнулись вверх, но она невозмутимо отреагировала:

– И тебе, мил человек, не хворать. Пиво в туалет не отпускаем. Уборщица и так постоянно жалуется. – слегка поморщив лоб, дополнила, – Пока будешь там ихтиандрить, могу бокал пива налить. Но у нас с обязательной выпечкой. – тут её голос моментально посуровел, – Так будем набор брать? Или отдельно платим за гостевое посещение туалета?

– Будем брать. Набор. И самое светлое. – твёрдо подтвердил я, – Сразу по возвращению. Или надо вначале оплатить?

– А куда ты денешься с подводной лодки, касатик? – она, усмехнувшись, весело подшмыгнула носом, – Насмотрелась я тут на всяких… Беги уж, горемычный. Только двумя руками покрепче… рули. Там стены недавно помыли.

Мужики в зале сдержанно засмеялись. Я нетерпеливо кивнул и, стараясь не очень широко расставлять ноги, заковылял к двери с приклеенным мужским силуэтом.

Вышел я с блуждающей улыбкой и направился к стойке. Пока доставал деньги, взгляд остановился на вполне приличной цветной татуировке на тыльной стороне левой руки. Два кольца, продетых в стебель голубой розы с красноватыми шипами. Хороший мастер душу вложил.

– Красиво, – ляпнул я первое, чтобы оправдать свой повышенный интерес, – Ваша?

– Нет, на рынке сторговала, – она насмешливо покачала головой, – Топай, касатик, вон в то стадо на свой живительный водопой. Как мозги прояснятся, тогда приходи за второй. И лучше молча. Не люблю я пустых разговоров.

Я согласно кивнул, осторожно взял высокий запотевший бокал и тарелочку с аппетитным пирожком. Посмотрел по сторонам и отправился к пустующему столу. Как раз меж двух немногословных компаний. Выбрал дальний стул, чтобы видеть вход. Немного посидел, отдыхая, а потом сделал долгий глоток. Пиво было в меру холодное и приятно горчило. Пена устойчивая. Пришлось даже слизнуть с губ. Удивительно, но цены здесь чуть ли не дешевле магазинных. Я прикрыл глаза и постарался получить максимальное удовольствие от начавшегося процесса воскрешения.

Пиво закончилось быстро. Я умял пирожок с мясом, поставил пустой бокал в тарелку, со скрипом отодвинул стул и направился к стойке. Одновременно с этим стукнула дверь и в зал бодренько просеменил суетливый старикашка. Вылитый дед Щукарь из старого советского фильма. Он опередил меня у стойки и с грохотом высыпал кучку мелочи.

– Сто грамм «Зелёной», «Девяточку» и твой чудесный пирожок. – на одном дыхании выпалил он и серьёзно добавил нечто загадочное, – Под расчёт.

– Потарахти тут пока с молодёжью. – барменша вытерла руки полотенцем и, не считая, смахнула мелочь, – А я пару-другую банок для тебя из кладовки в холодильник заброшу. Пока водочку оприходуешь, остудятся.

Старикашка понятливо закивал и обернулся ко мне:

– Внимай, зашедший чужедом! Вот кто есть мы? Космополитанцы! Вера у нас иудейская, либо магометанская. Единственное зелёное дерево зимой губим и подношениями обкладываем как язычники какие. Целый год почитаем непонятных зверюг из китайских фантазиев. Всю страну захламили. Даже наше пиво и то какие-то датчанцы делают. Только русская водка нас вместе крепко держит! Последние скрепы!