Девицы с некоторой задержкой, но вежливо хихикнули. Я поморщился, однако сдержался, и вместо ненужного критиканства, решил приглядеться к праздничному столу. Целостность салатов уже варварски порушена. Типичная Монина тактика. Разрыть, надкусить и бросить. Одна пустая бутылка водки стоит в уголке и к ней явно скоро присоединится бутылка вина и бутылка коньяку. Зато рюмка передо мной стоит пустая и явно ни разу не пользованная. Как и фужер.
– О, а вот и наш чухонский тормоз очнулся, – бурно отреагировал Моня, – А то мы всё одни, да одни. Совсем заброшены таким задумчивым челом. Правда, мои Снегурочки? Давай свой тост, Склифо-финский. Новогодний и без ваших затягиваний. Ба, да у него рюмка пуста! Штрафную! А потом опять все начнём знакомиться на брудершафт. Или снова, но снова.
Вместо рюмки мне подсунули резной хрустальный стакан, с бережно сохранённой золотистой этикеткой из социалистической Чехословакии. Щедро налили водки.
– Тост. – я лихорадочно попытался вспомнить что-нибудь весёлое, но голова никак не включалась. Пришлось отделаться тягучей канцелярщиной, – Новый год нужно встречать без долгов, без обид и без проблем! Хочу всем пожелать не только встретить, но и провести весь этот наступающий год в таком духе! Kippis! Ура!
– Ну ты и гад, – внятно пробурчал Моня, – Мог бы хоть здесь не напоминать. – тут он подхватил вилку и постучал ею по своей рюмке, – Пей до дна, не сачкуй, а не то получишь… ха-ха, новую штрафную!
Пока я давился тёплой водкой и искал чем забить её отвратительный сивушный привкус, Моня повторно накатил себе, и несколько сбивчиво сообщил:
– А я вот успел в старом году свою последнюю обиду ликви-диро-вать. – он немного помучался с последним словом, но дальше пошло вполне внятно, – Это им за мою так гнусно замыленную годовую премию. У нас шеф, кобелина московская, сподобился намедни мелкий сабантуйчик на точке замутить. Немного перебрал и такой спич закатил, что сам слезу пустил. От переполняющих лично его «патриватических чуйств». Жена его, та ещё совладелица подколодная, барственно этак подсела к «народу», да от умиления самое весёлое клювом прощёлкала. Я её телефон тихонько этак стянул. Слюнявую сценку заснял и фото со стишатами на центральный сайт компании закинул. Потом телефон назад ей в сумочку аккуратно положил. Чин-чинарём. Пусть потом вместе повеселятся после своих тропических островов. Да и стишата получились неплохие. Мои. Почти. Главное, что жизненные: «Новогодняя снежинка зацепилась за бокал. Дед Мороз Снегурку лапал, шеф при жёнушке страдал».
Моня гордо всех оглядел и, не дожидаясь девичьих восторгов, лихо опрокинул рюмку. Подцепил симпатичный маринованный грибочек, обнюхал и торжественно отправил в рот.
– А теперь, красавицы, смена блюд, а потом полный брудершафт и начинаем игривые игры! Только пусть сначала наш задумчивый философ ещё штрафную получит, а то слишком нудный. – Моня злорадно ухмыльнулся и стал, слегка постукивая горлышком бутылки о край, медленно заполнять мой стакан, пока женская тройка суетливо перемещалась на кухню.
– Будешь знать, как портить праздник, – зашипел он мне тихо, – То ломался: «Ах, я не такая, я жду трамвая», а потом начал: «Давай в бар заскочим, боевой градус повысим, веселее будет». И что сейчас? Затаился, что твой кукушка-снайпер во льдах. Выбирай цель, не отлынивай. Я уже иссяк один тут париться. И вообще, нечего рожу кривить, когда я свои байки травлю. Мы тут все в Питере либо самого Путина вблизи видели, либо с Гоблином в одном дворе с детства росли. Такая вот у нас неразрывная родоплеменная связь.
– Ты и без гармошки начудишь, – вяло возразил я, но тут же обречённо вздохнув, частично признавая свою вину, и с натугой одолел стакан. Сдержал подозрительные спазмы желудка и крепко ухватился за уже обгрызенный ломоть чёрного хлеба. Сначала старательно занюхал, а потом стал медленно пережёвывать маленький кусочек. Ни облегчения, ни поднятия настроения что-то не наблюдалось. Зато опять стала неотвратимо наползать тяжёлая дремота.
Дальше – только смутные воспоминания о безуспешных попытках всунуть мне очередную рюмку в руку, какие-то противные мокрые чмокания и подозрительные тормошения. Затем может я сам перебрался, а может меня, чтобы не мешал, усадили на этот диван, но зато окончательно отстали. В середине ночи я ненадолго очнулся от шума новых гостей, ввалившихся с поздравлениями. Машинально выпил подсунутый стакан. И всё. На этом для меня празднование окончательно завершилось.
Надеюсь только, что это не я бешенным бизоном-лунатиком штурмовал туалет.
И вот теперь осталось определиться, что там с Моней и быстро делать отсюда ноги. С ним или без него. По сложившейся оперативной обстановке. А если я его здесь брошу, то он мне ещё долго школьную латынь будет напоминать: Veni, vidi, vici – пришёл, упился, обломил. Или плюнуть и всё же воспользоваться волшебным словом «дахусим»>4? Постояв немного, я махнул на последствия и решительно повернулся спиной к входной двери.
Первым делом я осторожно заглянул в ближайшую к кухне комнату. На двуспальной кровати, из-под края одного, зато развёрнутого вширь одеяла, выглядывали аж четыре, вдавленных в подушки, клубка перепутанных женских разноцветных волос. В кресле у окна натужно всхрапывал толстый парень с сильно мятым праздничным колпаком, каким-то чудом всё ещё удерживаемым на его кабаньем загривке растянутой резинкой. В соседнем кресле мохнатым шариком свернулась старшая хозяйка квартиры в толстом шерстяном свитере. Такой цвет волос долго икаться будет.