Найдя среди завалов свои куртку, зимнюю фуражку и ботинки я медленно, стараясь не особо отклоняться от вертикали, стал кое-как облачаться. Убил жизненно важные пять минут на попадание в ботинки, при этом почти изобразил перевёрнутый маятник Фуко. Осталось напоследок злобно хлопнуть дверью, но тут внезапно проклюнулись жалкие остатки совести. Надо Моню поискать и выяснить в каком он сейчас состоянии. Это всё же была его «блестящая» идея устроить празднование Нового года «вслепую».
Я вздохнул, собираясь с силами, и мысленно перебрал сохранившиеся в памяти обрывки вчерашнего дня.
Ближе к вечеру выяснилось, что давным-давно запланированное высококультурное мероприятие-празднование «стань моржом – помрёшь здоровым» на загородной даче с сауной и шашлыками, откладывается на неопределённый срок, в связи с так неудачно загрипповавшими хозяевами. Навязываться к кому-то другому в гости уже было откровенно в лом, да и никаких дополнительных подарков я на такой случай с собой не захватил. Может и были варианты провернуть халявный «и тут нагрянул еврей с тортиком», но о том, чтобы выползти за реквизитом на такую грязную и мокрую улицу, было даже противно представить. Я плюнул, расслабился, закинул на антресоли треух, трофейные валенки с телогрейкой и решил цивилизованно отмучить эту шумную ночь в одиночестве – под праздничные потуги всё никак не затухающих, но крепко заматеревших телевизионных звёздунов, звездуниц и даже отдельных качественно отрихтованных звездунищ.
Только я настроился на предпраздничную волну и отхлебнул первый ознакомительный глоточек недурственного односолодового вискаря>2, как телефон взвыл дурным лепсовским надрывом: «Только рюмка водки на столе…». У меня под эту кабацкую непотребность собраны исключительно те, кому лучше вообще никогда не отвечать. Себе дороже. Ибо потом печень с селезёнкой долго обижаются и сильно грубят. Но тут вроде праздник и люди могут сподобиться чего-нибудь доброго сказать или пожелать хорошего. А ласковое слово если не обрадует, то немного отвлечёт.
– Слышь, едкий перец, это Моня, – раздался жизнерадостный голос моего старого студенческого приятеля Вовки Неруса. Он хихикнул и забасил как заправский Дед Мороз, – Кто в гостях сейчас у нас? То чухона-контрабас>3! Сколько лет, сколько зим был в Россию не ввозим!
– Монь, привет. – рад, что по телефону не видно, как меня перекосило, – Спасибо за поздравление. Домашняя заготовка? Так мы вроде вчера же должны были пересечься? Ты мне клятвенно обещал свой старый должок вернуть.
– Правда? Извини. Из головы вылетело. Совсем. Праздник на носу, сам понимаешь. – в голосе Мони не было даже лёгкого намёка на раскаяние, – Как сам? Уже гуляешь? Где? С кем?
– В норме. Да. В пустой квартире. Один. – кратко, но ёмко ответил я на все вопросы и стал плотоядно поглядывать на стакан. Вискарь вполне себе приличный и моё дальнейшее знакомство с этим «лекарством от тоски» значительно предпочтительнее пустого трёпа.
– Молитесь на меня, Киса! Есть предложение, от которого не отказаться! – его взрывной энтузиазм заставил телефон нервно завибрировать в руке. – Собирайся. Срочно. Пулей. Едем к таким лялям, что ты в слюне своей чухонской захлебнёшься…
– Эй, кончай долбить мне мозг, – прервал я этот истошный словесный поток, – Лично я никуда не собираюсь, валяюсь сам-один в трусах и до курантов имею на нос полный литр отличного вискаря. Смотрю старый силикон и кривые подтяжки на неувядаемых советских телесах. Слушаю забытые в детстве песни. Упьюсь от тоски, но хоть без приключений.
– Это ты мне брось! Сам … без ансамбля. Забудь ты хоть сегодня свои замшелые турмалайские привычки. Раз припёрся в Питер, будь любезен быть настоящим культурным русским! Как встретишь Новый год, так и лечиться будешь. – радостно заухал Моня, – У тебя там, небось, дома искусственная ёлка, скопидом? Вот туда точно припрётся ваш одноглазый Йолопукий с китайскими скороломками! И никакой радости весь год не будет. Вискарь вот свой вонючий добьёшь и под телек закатишься, вконец офинаревший. На всю праздничную ночь. Знаю я таких, насмотрелся. Активность нужна! А тут, прикинь, такие звездатые Снегурочки затомились. Нас ждут. Ей-ей по чесноку! И вообще: «В Питере пить»! Правильный пацан сказал. Но в одиночку – последнее дело. Всё. Я к тебе лечу…
На середине фразы в ухо ударили короткие гудки, а душу стала закрадываться понятная тревога. Последний наш совместный Новый год закончился в рекордно короткие сроки в женской общаге каких-то там хитрых военных телеграфисток или телефонисток. Причём где-то сразу после полуночи. Запомнился он исключительно шумным и позорным нашим выдворением с привлечением проходящего мимо патруля. И эта вся процедура сопровождалась чрезвычайно обидными словами и эпитетами. Моня тогда реально выступил. Его спонтанный сюрприз с засовыванием под бой курантов праздничной шутихи в большую салатницу с солидными остатками оливье был действительно оригинален. Но не вызвал у тех расфуфыренных девиц ожидаемого восторга. Да и нас осколками, вперемежку со шрапнелью от оливье так накрыло, что потом и на метро опоздали, и частники ни в какую не брали. Зато мы сполна вкусили ночную питерскую романтику. До сих пор вздрагиваю от воспоминаний.
