Смотритель - [64]
Жили они почти анахоретами, не считая павловских вылазок в магазин и с собакой, и Марусе все чаще на ум приходило совершенно неуместное сравнение с палачом и жертвой, запертыми в крошечном пространстве квартиры. Вот только кому и какая принадлежала роль?
Август, казалось, застыл на своем исходе, на каком-то пуанте, с которого мог сорваться в любую минуту, пустясь то ли в холодную осеннюю ясность, то ли вновь ринувшись в обманную июльскую жару. И Маруся с Павловым, словно проникнувшись этим состоянием природы, тоже балансировали на острие времени, не зная, чего ожидать от следующего мгновения и чего хотеть. И любили они друг друга с каким-то непонятным отчаянием и сладкой тоской обреченности. И уже ничего непостижимого как будто бы не оставалось в их мире.
– Знаешь, я иногда чувствую себя настолько прозрачной и ясной, что боюсь вдруг вдребезги разбиться от одного неловкого движения или даже мысли, – говорила Маруся. – И кажется, теперь совсем уже нет преград между мной и прошлым. То есть прошлого просто нет вообще. Все время во мне, сразу все.
И Павлов понимал и суеверно боялся почувствовать желание остановить это странное время или состояние, в котором они существовали, ибо это, в его понимании, означало конец.
Но вот настал день, когда, сев перед компьютером, он неожиданно почувствовал, что вокруг него разливается какой-то ясный свет, от которого сразу же становится спокойно и грустно. Павлов изумленно огляделся вокруг, но не обнаружил ничего необычного и только спустя пару минут догадался, что свет этот исходит от незаметно пожелтевшей березы за окном. Все лето она давала комнате речную глубину тени, а теперь изливала беспощадный свет, который невозможно было убрать. Он осторожно позвал Марусю, и она сразу же все поняла.
– А мне сегодня приснилась Венеция, – улыбнулась она. – Вишневый плащ скользит между прутьями решетки в каком-то садике и то спускается все ниже к мокрым зеленым ступеням, то ветром с Канала тянется вверх. И я не знаю, хочу я того, чтобы он упал или лучше поднялся…
– Ты же не была там.
– Ну да. Но иногда желание и воображение проникают в суть глубже, чем знание.
И Павлов вместо каталогов библиотек и всяческих научных учреждений России, Швейцарии и Штатах просто взял и набрал в поиске последнюю фразу с принесенного Сириным листка. К его удивлению, сразу же появилось много ссылок. Все они, правда, относились к работам Щербатского. Но, оттолкнувшись от одной из них и пройдя еще множество малопонятных источников, Павлов неожиданно оказался в архиве ЛГИТМиКа.
Перед последним списком он остановился и закурил. Береза бесшумно перебирала листьями, а Сирин во сне принялся судорожно перебирать лапами и вдруг завизжал раненым зайцем, заворчал, затявкал.
– Ш-ш-ш, – как ребенку, зашушукала ему Маруся, положила руку на лобастую голову. И пес затих.
А на мониторе появилась фотография коричневатого журнала, явно самодельного, на котором вверху виднелся выцветший от времени герб училища князя Тенишева и строчка «Сентябрь 1914 год». Но открыть содержимое журнала оказалось невозможно.
– Поедем вместе или… – спросил Павлов после того, как они оба долго смотрели на журнал, даже на фото сохранивший ауру той любви и гордости, с которой он создавался. Почему-то ему казалось, что один из них должен остаться дома, как связующее звено, как залог… но чего? Реальности происходящего? Или просто остаться, если вдруг с другим что-то все же случится?
– Я понимаю, о чем ты, но, наверное, все же лучше вместе.
Сирин неожиданно изъявил непреклонное желание отправиться с ними, и Павлов, помня предыдущий визит на Хамовую, согласился.
– Да просто привяжем его у входа. Кто к нему полезет?
– Нет. Лучше пусть просто ждет. Мало ли что…
Павлов и Маруся долго плутали по институту, уступавшему запутанностью своих лабиринтов только, пожалуй, другому учреждению культуры,[82] и удивлялись худородству студиозусов, за последний десяток лет так откровенно сдавших свои позиции по красоте и блеску прекрасно поставленной речи и пластики. Архив, или, точнее, убогая комнатка, затерявшаяся в отдаленных закоулках училища, оказался открытым в своей единственный рабочий день – среду. В нем стоял столик, притиснутый к деревянной перегородке и украшенный дамой неопределенного театрального возраста в драматическом гриме.
Они представились. Объяснили, что пишут работу по заданию редакции одного из многочисленных, весьма расплодившихся в последнее время издательств и попросили ознакомиться с сентябрьским номером рукописного журнала училища за 1914 год.
Дама, оказавшаяся все же старушкой, посмотрела на них, как на сумасшедших, и потребовала отношения работодателя, диплом о высшем образовании и согласие музея.
Маруся вдруг побледнела, быстро проговорила «извините» и вытащила Павлова в коридор.
– Послушай. А если она… права? То есть, конечно, не в том, что требует эту ерунду, а в том… Вот сейчас мы добьемся своего, прочтем, как-нибудь выдерем листки, но ведь это означает только то, что больше ничего не будет.
– Как не будет? Чего? – растерялся Павлов, почему-то в первую очередь подумавший о Сирине. – Почему?
Киев, 1918 год. Юная пианистка Мария Колобова и студент Франц Михельсон любят друг друга. Но суровое время не благоприятствует любви. Смута, кровь, война, разногласия отцов — и влюбленные разлучены навек. Вскоре Мария получает известие о гибели Франца…Ленинград, 60-е годы. Встречаются двое — Аврора и Михаил. Оба рано овдовели, у обоих осталось по сыну. Встретившись, они понимают, что созданы друг для друга. Михаил и Аврора становятся мужем и женой, а мальчишки, Олег и Вадик, — братьями. Семья ждет прибавления.Берлин, 2002 год.
В третье тысячелетие семья Луниных входит в состоянии предельного разобщения. Связь с сыновьями оборвана, кажется навсегда. «Олигарх» Олег, разрывающийся между Сибирью, Москвой и Петербургом, не может простить отцу старые обиды. В свою очередь старик Михаил не может простить «предательства» Вадима, уехавшего с семьей в Израиль. Наконец, младший сын, Франц, которому родители готовы простить все, исчез много лет назад, и о его судьбе никто из родных ничего не знает.Что же до поколения внуков — они живут своей жизнью, сходятся и расходятся, подчас даже не подозревая о своем родстве.
Все смешалось в доме Луниных.Михаила Александровича неожиданно направляют в длительную загранкомандировку, откуда он возвращается больной и разочарованный в жизни.В жизненные планы Вадима вмешивается любовь к сокурснице, яркой хиппи-диссидентке Инне. Оказавшись перед выбором: любовь или карьера, он выбирает последнюю. И проигрывает, получив взамен новую любовь — и новую родину.Олег, казалось бы нашедший себя в тренерской работе, становится объектом провокации спецслужб и вынужден, как когда-то его отец и дед, скрываться на далеких задворках необъятной страны — в обществе той самой Инны.Юный Франц, блеснувший на Олимпийском параде, становится звездой советского экрана.
Первая книга одноименной трилогии Дмитрия Вересова, действие которой охватывает сорок лет.В прихотливом переплетении судеб двух поколений героев есть место и сильным страстям, и мистическим совпадениям, и хитроумным интригам, и захватывающим приключениям.Одно из лучших произведений конца уходящего века… Если взять все лучшее из Шелдона и «Угрюм-реки» Шишкова, то вы получите верное представление об этой книге.
«Возвращение в Москву» – это вересовская «фирменная» семейная история, соединенная с историческими легендами и авторской мифологией столицы. Здесь чеховское «в Москву, в Москву!» превращается в «а есть ли она еще, Москва-то?», здесь явь и потустороннее меняются местами, «здесь происходит такое, что и не объяснишь словами»…
Франция – счастливый молодожен Нил Баренцев, вчерашний студент и почти диссидент, знакомится с прелестями свободной заграничной жизни и издержками французской любви.Америка – у заботливого мужа и рачительного хозяина Нила Баренцева масса времени, чтобы понять, что же ему действительно нужно из всего того, что новый мир ему предлагает.Две страны – две женщины. Одну он пытался спасти от смерти, другая вернет его к жизни.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.