Смеющийся Пеликен - [29]

Лайнэ попятилась и замахала руками:

— Но ведь ни одной не видели мы!

— Ге-ге! — хмыкнул Кыкват. — От ваших глаз сокрытое вижу я. Как песцов в тундре, развелось в вашем шатре болезней. Наверное, чем-нибудь вкусным кормите их?

— Сами полосками шкуру с шатра срезаем и варим, — Аинка обиженно показала кусочек старой моржовой кожи. Кыкват задумчиво помял негнущийся бурый клочок.

— Может быть, эту пищу больше всего любят болезни? Прямо разжирели они! Как теперь выгнать их? Придется вам чем-нибудь другим питаться.

Лайнэ и Аинка только переглянулись.

— Разве в яранге они? — старуха боязливо засунула внутрь голову и радостно воскликнула. — Нет тут никого!

Кыкват тоже осторожно заглянул в щелку. Во мраке множество глаз блестело.

— Так и бегают, перед глазами мелькают. Ы-ыч! — крикнул он. — Не пугаются даже, с любопытством смотрят.

— Что же делать? — запричитала Лайнэ, — Ты ведь камлал, отгонял болезни!

— От входа туда, внутрь! — Кыкват сердился все больше. — Чтобы не побежали дальше по селению, ни на кого не напали. Для того чтобы в тундру их прогнать, гораздо сильнее камлать придется, Если Сверху Сидящего просить буду, своих песцов принесешь, чтобы смилостивился он…

У девушки вдруг вырвалось:

— Почему просто так не может он смилостивиться?

Кыкват сильно засопел. До чего глупы эти молодые, не зря ведь запрещают им разговаривать со старшими, чтобы не морочить умные головы глупыми замечаниями!

— Даже из шатра своего никто просто так не выходит, — обронил он, словно разговаривая сам с собой, но Аинка невольно прикусила язычок — мать сильно дернула ее за рукав, приказывая замолчать. — А кто-то хочет, чтобы Сверху Сидящий просто так над ним смилостивился. Если знает, что Сверху Сидящий просто так все делает, почему сам к нему не обратится, не попросит?

Сухой кулачок матери больно ткнул Аинку в спину, так что она влетела в шатер.

Потирая ушиб, она прильнула к стенке и насторожилась, по привычке мысленно споря с шаманом.

— Гласит пословица: «Если ты женщина — молчи!» — пробормотал он. — Ведь на женском языке все равно ты всегда разговариваешь.

Лайнэ постаралась укротить его гнев:

— Плохая охота нынче была… Давно болеет старик. Съедобные корни едим, ягоды, евражек…

— Хм… — шаман сосредоточенно щупал свою поясницу.

— На мясо и жир хотели обменять мы шкурки, — жалобно продолжала старуха. — Или на какую-нибудь пищу у торговцев. Очень плохо зимой без еды. Холодно в пологе, когда жирники не горят.

Кыкват махнул рукой:

— Какая-нибудь пища торговцев не годится для настоящих людей.

— Что делать, если только какую-нибудь пищу привозят они.

— Когда вылечится Татай, добудет много мяса и жира, — возразил шаман.

— Думаешь, легко добывать? — прошептала девушка за стенкой шатра.

Но Кыкват и без нее прекрасно понимал, что и десять песцов не спасут семью Татая.

Придется старикам уйти к верхним людям — что поделаешь? Даже обменяв шкурки на какую-нибудь еду, они долго не протянут, все равно скажут Аинке: «Ремень приготовь…» И дочь со вздохом облегчения затянет ремень на их ослабевших шеях, поможет без мучений покинуть эту землю. А сама перейдет в шатер жениха.

Кыкват опустил голову. Нужно немного еды дать им. Он жалел стариков, но запасы его хотя и велики, а не беспредельны: самому что-то есть надо всю зиму да и жен кормить.

Пусть Амек что-нибудь даст им, у старшины-очень большие запасы. Мысли Кыквата приняли другое направление.

— Почему замуж не выходит девка? — сварливо спросил он, — Почему женихам отказывает, неразумно поступает? Разве как ягель растут женихи в тундре?

Аинка насторожилась.

— Не хочет она замуж, — сокрушенно вздохнула Лайнэ. — Смеется над женихами, боится их почему-то. Омрылькоту отказала, Тынескину отказала… Не идут больше женихи. Что делать, не знаю.

Аинке не хотелось выходить замуж. Ничего хорошего не приносит это девушке. Все ее подруги замуж вышли и что же — плакали, не раз к родителям прибегали, да те всегда назад к мужьям возвращали их, а мужья потом с еще большим ожесточением избивали.

«Выйду замуж, — думала Аинка, — и меня каждый день избивать будут». — Даже дрожала от этой мысли и на женихов готова была броситься с ножом или копьем. «Почему с женами всегда кулаками разговаривают мужья, ведь у них, как и у других людей, тоже рты есть? Но для ругани, наверное, только предназначены. Зачем, мне муж? — думала. — Лучше сама охотиться буду, зверя добывать, помогать родителям. А если замуж выйду, то наверное, за искалеченного — без рук, лишь бы не бил меня».

— Отказала! — крякнул Кыкват. Ему вспомнилось, как приезжали в селение веселые, с красными лоснящимися лицами юноши — сыновья важных родителей, а утром уезжали тихо, тайком, пряча глаза от жителей, как не подобает уезжать таким юношам. Женихам разве отказывают?

Девушка так и съежилась за стенкой шатра.

— Аинка красивая, — продолжал шаман. — Даже важный человек может взять ее… третьей женой. Хорошая третья жена будет.

— Она и первой не хочет! — засмеялась Лайнэ. — Вон приходил Амек, хотел взять ее третьей женой, сразу отказала. Важный человек. Хорошо кормил бы ее, хорошо одевал бы.

— Почему отказала? — удивился шаман. Значит, Амек все-таки вчера приходил свататься к Аинке, но ничего не сказал ему. Хитрец…