Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [49]

.

Следует отметить, что после заключения брака дворянин подписывал письма, обращенные к родственникам жены, в соответствии со степенью родства, в которой его жена состояла по отношению к каждому из них. Например, князь Арсений Степанович Путятин, женившись на Марии Ивановне, урожденной Мельницкой, стал называть ее родных тетушек В. Л. Манзей, М. Л. Манзей и Н. Л. Рыкачеву «тетиньками», а себя – их «племянником»[704].

Для дворянской девушки замужество должно было означать изменение качества взаимоотношений между нею и родственниками ее мужа. Надежда Ознобишина, упоминая в письме к А. В. Кафтыревой о своей будущей невестке Вере, надеялась на то, что со временем, благодаря участию сына Николая, они смогут относиться друг к другу «как мать и дочь»: «…дай Бог чтоб я нашла в ней такую же добрую дочь как мая Люба, последнее покажет время, впротчем в этим отношении много зависит и от мужа, а так как Николя доброй сын, то я уверена что и Верочка его будет видить во мне мать а не свекровь…»[705] Очевидно, в ее представлении такие взаимоотношения между ними наиболее полно соответствовали нормам повседневного христианского общежития и родственного общения, а вместе с тем выражали социальную адаптацию в новой семье.

Все основные события, связанные с замужеством дворянской девушки, соотносились с церковным календарем и приурочивались к религиозным праздникам. В 1836 году М. И. Мельницкая и ее будущий муж, князь А. С. Путятин, получили благословение ее матери Л. Л. Мельницкой в день Вознесения Господня: «Маминька благословила нас в Вознесение…»[706] В День Святой Троицы между матерью невесты и женихом должен был состояться так называемый сговор. Сестра невесты, Софья Мельницкая, делилась новостью с тетушкой: «…Если князь Пут<ятин> приедит к Троице Маминька хочет в этот праздник сделать Машинькин сговор…»[707] Особую торжественность брачному сговору Марии Мельницкой должно было придать то, что День Святой Троицы отмечали как престольный праздник храма, в который ходили Мельницкие: «Мы теперь живем в Бологом… дожидаем к Троицы Князя у нас храм во имя Пресвятой Троицы и мы празднуем етот день…»[708]

Именно брак по сговору[709] считался на протяжении всего исследуемого периода нормативной формой заключения брака: «Параковья Фадеевна сгаварила свою Сашиньку за Правиянскаго полковника»[710]. Сговор служил индикатором социального и имущественного положения вступающих в матримониальный союз. Если у дворянской элиты в XVIII веке принято было приглашать «знатное собрание» вплоть до «Императорской фамилии»[711], то в провинциальной среде сговор обычно происходил в присутствии только «собрания ближних родных»[712], соответственно в обручении или благословении принимали участие, в одном случае, церковные иерархи («один архиерей и два архимандрита»[713]), в другом – приходской священник («поп»[714]). По времени суток сговор проводился, как правило, «к вечеру»[715]. Мемуаристка А. П. Керн, в отличие от Н. Б. Долгорукой и А. Т. Болотова, свидетельства которых относились к первой и второй половине XVIII века, описала содержание этого почти не менявшегося мероприятия уже в первой половине XIX века в семье провинциальной «аристократки»[716], некогда представленной к императорскому двору: «…бабушка Анна Федоровна… устроила парадный сговор… пригласила гостей, и когда все уселись и Василий Иванович подошел к ней, она взяла руку дочери, положила ее в руку жениха и торжественно сказала: „Василий Иванович, примите руку моей дочери…“»[717]. Вне зависимости от социального слоя сговор обретал черты взаимообразного обмена дарами и услугами[718]. Одаривание невесты состоятельными родственниками жениха[719] влекло за собой обратное отдаривание жениха кем-то из родственников-мужчин невесты («напротив и мой брат жениха моего одарил»[720]). К числу «сговорных церемоний или веселий»[721] относились «подчивание» с шампанским, чаем и «конфектами», бал, «буде есть музыка», продолжавшийся «до полночи», и «этикетный и торжественный ужин и питье за оным», которым «сей день кончится»[722]. Одним из вопросов, подлежавших обсуждению в ходе сговора, был вопрос о характере и размерах приданого.

В ряде случаев сговор подразумевал не только благословение[723], но и обручение[724], инициатива которого могла исходить от жениха, но совершение могло быть отложено по причине отсутствия кого-то из родственников, например, родного дяди невесты со стороны матери: «…в Бологом в этот день большой праздник гостей было множество и жених приехал… князь приехал с кольцами просит чтобы их с Машей обручить но Л<юбовь> Л<оггиновна> несоглашалась до приезда братца Н<иколая> Л<оггиновича>…»[725] Обручение Марии Мельницкой с князем Путятиным было назначено на 27 мая – день, когда Русская православная церковь поминает прославившегося в Тверской земле преподобного Нила Столбенского. Предполагалось, что оно состоится в присутствии родственников, которые должны были собраться вместе по случаю этого праздника: «…Князь… привез кольцы и просит чтоб их обручили без того неуезжает Люб<ови> Л<оггиновне> хочется чтоб Ник<олай> Лог<гинович> приетом был и он уже обещал 27-го (мая 1836 года. –