Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [138]

Шрифт
Интервал

Вхождение средств контрацепции в повседневную жизнь замужних женщин было сложным и противоречивым явлением. В массовом сознании стойко сохранялось средневековое представление о преступности предохранения от беременности, которое, наряду с «плодоизгнанием» (абортом) и детоубийством, именовалось не иначе как «душегубство». В условиях всеобщей критики контрацепции как представителями церкви, так и врачебным сообществом, низкого уровня сексуального просвещения населения любые способы предохранения воспринимались интеллигентными женщинами как нечто аморальное и омерзительное.

Однако определить, что чувствовали женщины, находясь перед сложным выбором – использовать или не использовать средства контрацепции, крайне сложно ввиду табуированности и во многом сакральности этой темы для них самих. Единственным источником, позволяющим судить об эмоциональных переживаниях женщин, являются документы личного происхождения.

Для подавляющего большинства интеллигентных женщин факт вмешательства в естественный закон репродукции был неприемлем. В связи с чем, если они решались на ограничение деторождения, то стремились перед собой, знакомыми и потенциальными чтецами их дневниковых записей найти достойное оправдание своего поведения. Исключительное «право не рожать», которое не встретило бы общественных пересудов и самобичевания, могли дать врачи. Врачебные заключения стали первым и единственным моральным объяснением для самих дворянок возможности выйти за пределы бесконечной цепи беременности, родов и материнства. Видя тяжелое физическое и духовное состояние женщин, врачи настойчиво рекомендовали воздерживаться от новых беременностей. В свою очередь, именно они становились невольными популяризаторами средств контрацепции.

Все тот же К. Дрекслер приводил весомые, как ему казалось, аргументы, которые должны были способствовать легализации контрацептивных практик. Некоторые из его доводов были в духе идей неомальтузианцев и концепции социальной селекции. Он писал, что больная женщина породит на свет больного ребенка. В конечном счете от этого проиграют все: сама женщина, чье здоровье расстроится еще более; ребенок, обремененный тяжелыми недугами; и государство, которое должно быть заинтересовано в существовании здоровых подданных. Он перечислял женские болезни, обладательницы которых в обязательном случае должны «предупреждать беременность». Среди недугов значились острое малокровие, золотуха, рак, неправильность развития таза, опухоли матки, выпадение матки, болезни почек, сердца, чахотка, венерические болезни, а также меланхолия, неврастения, ипохондрия, истерия в острой форме, эпилепсия. К. Дрекслер ссылался на Священное Писание, доказывая, что предупреждение беременности вовсе не является грехом. Российский врач был убежден, что у людей, в отличие от животных («неразумных существ»), непременно должно быть разделение между половым актом и непосредственным зачатием. Идею существования исключительно репродуктивного секса, очевидно, он не разделял. К. Дрекслер указывал, что, несмотря на публичное порицание, российский закон не предполагает никаких наказаний за использование средств, ограничивающих деторождение. По мнению врача, экономическое положение родителей должно влиять на количество детей в их семьях. Он был убежден в том, что бедные родители не в состоянии дать многочисленным детям хорошее воспитание[1613]. К. Дрекслер лаконично заявлял: «Грех производить на свет больше детей, чем вы можете воспитать»[1614]. Таким образом, вывод известного гинеколога состоял в том, что контрацепция ни по этическим, ни по религиозным, наконец, ни по законным основаниям не может осуждаться. При этом К. Дрекслер полагал, что именно врачи должны были стать профессионалами в подборе специальных средств контрацепции для конкретных супружеских пар. Он добавлял, что деторождение не обязанность, а свободный выбор женщины. Аргументируя свой тезис, врач приводил многочисленные случаи из практики, когда к нему обращались обеспеченные, здоровые супруги, без видимых причин желающие отсрочить рождение детей: «Молодая, только что вышедшая замуж женщина решила отложить на несколько месяцев наступление беременности, так как ей предстояло продолжительное путешествие…»[1615]

На страницах дневников, в личной переписке замужние дворянки охотно цитировали своих докторов, которые по тем или иным основаниям советовали женщинам отказаться от возможных беременностей. При этом содержание этих рекомендаций могло быть достаточно расплывчатым. Княжне Ирине Юсуповой, племяннице императора, врачи советовали «не иметь детей», пока организм «не окрепнет»[1616]. А. А. Знаменская, родив пятого ребенка, сообщала: «Акушер не велел родить больше. Истощены силы»[1617]. Главным аргументом докторов являлись общая слабость здоровья женщины и ее истощение. Как зарубежные, так и отечественные врачи считали, что оптимальным перерывом между деторождениями являются три-четыре года. Однако складывалась парадоксальная ситуация. Часто врачи советовали женщинам «не рожать»[1618], при этом никак не просвещая их в этих вопросах, то ли по своей неграмотности, то ли из‐за нежелания быть обвиненными в развращении пациенток. Поэтому провинциальных дворянок удивляли подобные советы, так как для них беременность и роды были естественным, нерегулируемым процессом. «Легко сказать», – по этому поводу писала молодая мать


Еще от автора Наталья Львовна Пушкарева
Частная жизнь русской женщины XVIII века

Галантный XVIII век в корне изменил представления о русской женщине, ее правах, роли, значимости и месте в обществе. То, что поначалу казалось лишь игрой аристократии в европейскую жизнь — указами Петра I дамам было велено носить «образцовые немецкие» платья с корсетом и юбками до щиколоток, головы вместо венцов и кик украшать высоченными прическами, а прежнюю одежду «резать и драть» и, кроме того, участвовать в празднествах, ассамблеях и ночных балах, — с годами стало нормой и ориентиром для купеческого и мещанского сословий.


Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Книга знакомит читателя с историей насилия в российском обществе XI—XXI вв. В сборник вошли очерки ведущих российских и зарубежных специалистов по истории супружеского насилия, насилия против женщин и детей, основанные на разнообразном источниковом материале, большая часть которого впервые вводится в научный оборот. Издание предназначено для специалистов в области социальных и гуманитарных наук и людей, изучающих эту проблему.


Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, любовница

О «женской истории» Древней Руси и Московии мы не знаем почти ничего. Однако фольклорные, церковно-учительные и летописные памятники — при внимательном их прочтении специалистом — могут, оказывается, восполнить этот пробел. Из чего складывались повседневный быт и досуг русской женщины, как выходили замуж и жили в супружестве, как воспитывали детей, как любили, на какие жертвы шли ради любви, какую роль в жизни древнерусской женщины играл секс — об этом и еще о многом, многом другом рассказывается в книге доктора исторических наук, профессора Натальи Пушкаревой.


Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX в.)

Данное исследование являет собой первую в российской исторической науке попытку разработки проблемы «истории частной жизни», «истории женщины», «истории повседневности», используя подходы, приемы и методы работы сторонников и последователей «школы Анналов».


Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени

На первый взгляд, акт рождения представляется одним из самых базовых и непреложных феноменов нашей жизни, но на самом деле его социальное и культурное бытование пребывает в процессе постоянной трансформации. С XVIII – до начала XX века акушерство и родильная культура в России прошли долгий путь. Как именно менялось женское репродуктивное поведение и окружающие его социальные условия? Какие исторические факторы влияли на развитие акушерства? Каким образом роды перешли из домашнего пространства в клиническое и когда зародились практики планирования семьи? Авторы монографии пытаются ответить на эти вопросы с помощью широкого круга источников.


Рекомендуем почитать
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.


Струги Красные: прошлое и настоящее

В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.


Хроники жизни сибиряка Петра Ступина

У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.


Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.


Астраханское ханство

Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.


Время кометы. 1918: Мир совершает прорыв

Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.


Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Одержимость бесами – это не только сюжетная завязка классических хорроров, но и вполне распространенная реалия жизни русской деревни XIX века. Монография Кристин Воробец рассматривает феномен кликушества как социальное и культурное явление с широким спектром значений, которыми наделяли его различные группы российского общества. Автор исследует поведение кликуш с разных точек зрения в диапазоне от народного православия и светского рационализма до литературных практик, особенно важных для русской культуры.


Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

Натали Земон Дэвис — известный историк, почетный профессор Принстонского университета, автор многочисленных трудов по культуре Нового времени. Ее знаменитая книга «Дамы на обочине» (1995) выводит на авансцену трех европейских женщин XVII века, очень разных по жизненному и интеллектуальному опыту, но схожих в своей незаурядности, решительности и независимости. Ни иудейка Гликль бас Иуда Лейб, ни католичка Мари Гюйар дель Энкарнасьон, ни протестантка Мария Сибилла Мериан не были королевскими или знатными особами.


Силы ужаса: эссе об отвращении

Книга одной из самых известных современных французских философов Юлии Кристевой «Силы ужаса: эссе об отвращении» (1982) посвящается темам материальной семиотики, материнского и любви, занимающим ключевое место в ее творчестве и оказавшим исключительное влияние на развитие феминистской теории и философии. В книге на материале творчества Ф. Селина анализируется, каким образом искоренение низменного, грязного, отвратительного выступает необходимым условием формирования человеческой субъективности и социальности, и насколько, в то же время, оказывается невозможным их окончательное устранение.Книга предназначена как для специалистов — философов, филологов, культурологов, так и для широкой читательской аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.


Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

Период с 1890-х по 1930-е годы в России был временем коренных преобразований: от общественного и политического устройства до эстетических установок в искусстве. В том числе это коснулось как социального положения женщин, так и форм их репрезентации в литературе. Культура модерна активно экспериментировала с гендерными ролями и понятием андрогинности, а количество женщин-авторов, появившихся в начале XX века, несравнимо с предыдущими периодами истории отечественной литературы. В фокусе внимания этой коллективной монографии оказывается переломный момент в истории искусства, когда представление фемининного и маскулинного как нормативных канонов сложившегося гендерного порядка соседствовало с выходом за пределы этих канонов и разрушением этого порядка.